Константинополь готов дать Украинской православной церкви независимость от Москвы, несмотря на серьезный внешний и внутренний прессинг. Теперь вопрос в том, сможет ли он отстоять свое решение.
С сообщением о том, что синод Вселенского патриархата начал процедуры, необходимые для предоставления автокефалии УПЦ, в апреле выступил президент Петр Порошенко. С такой просьбой он и парламент обратились к вселенскому патриарху Варфоломею. Россия помешать этому уже не сможет – у РПЦ нет права вето на решения Варфоломея, заверил он.
Но для того, чтобы помешать украинской церкви получить автокефалию, право вето не нужно — у России есть другие рычаги влияния, включая угрозы и шантаж. Об этом предупреждает архимандрит РПЦ, доктор философии и богослов Кирилл Говорун.
За время своей духовной карьеры Говорун занимал высокие посты в структуре церкви. В Украинской православной церкви Московского патриархата он возглавлял отдел внешних связей. В 2009 году был внезапно переведен на второсортную должность замглавы учебного комитета РПЦ в Москве и «поступил в распоряжение патриарха Кирилла». Этот перевод странным образом совпал с попытками добиться автокефалии УПЦ, которые Говорун открыто поддержал.
«Начиная с 2009-2010 года я видел, как внутри РПЦ активно развивалась доктрина русского мира, которая потом была заимствована Кремлем для начала агрессии против Украины. Я предупреждал о ее опасности и катастрофических последствиях. Но понимания не было, и я ушел в отствку», — расказал Говорун в интервью LIGA.net. После отставки он получил приглашение в Йельский университет, и с тех пор работает в академических учреждениях США. А сторонники РПЦ называют его «страшным человеком, представителем Госдепа США и идеологом автономизации УПЦ МП».
Кирилл Говорун объяснил, чем Россия угрожает Вселенскому патриархату, действительно ли Порошенко добивается независимости Украинской православной церкви и как к диалогу об автокефалии относится само духовенство УПЦ МП – сейчас и в 2014 году.
— Автокефалия Украинской православной церкви, о которой говорят уже с десяток лет и разговоры о которой возобновились в последний месяц — это исключительно предвыборный пиар Порошенко, или сейчас действительно появилась возможность?
— По моему мнению, это совпадение во времени нескольких факторов. В первую очередь, до этого решения дозрел патриарх Варфоломей. Его долгое время убеждали, что решение украинской церковной проблемы назрело и перезрело. Еще в 2008 году, когда патриарх посещал Киев по приглашению тогдашнего президента Ющенко, он был близок к тому, чтобы сделать этот шаг. Правда, сначала это предусматривалось несколько в ином формате.
— И чем автокефалия, которая обсуждается сейчас, отличается от варианта Ющенко?
— В 2008 году обсуждалась не автокефальная церковь, а возобновление подчинения Киевской митрополии Константинопольскому патриархату, которое прекратилось в конце 17 столетия. То есть в 2008 году предполагалось сначала вернуть украинскую митрополию под начало Вселенского патриарха, и лишь позже, в неопределенном будущем, дать ей автокефалию. Сейчас речь идет о полной независимости для церкви сразу.
Патриарх Варфоломей долго шел к этому шагу. Насколько окончательным является решение, которое он принял для себя — скоро увидим.
— Какая роль в этом процессе у Порошенко?
— Очевидно, с точки зрения президента Порошенко, церковный вопрос может стать шансом для него переизбраться на второй срок. Мы все видим, какие у него рейтинги и перспективы. Ему нужен какой-то прорыв вперед перед выборами, в период, когда страна входит в электоральный цикл. Причем Порошенко вряд ли можно считать инициатором данного процесса, каковым, например, был Ющенко. Уже четыре года, с первого дня его президентства, самые разные структуры внутри Украины, от церквей до спецслужб, призывали его решить этот вопрос. Потому что он перестал быть чисто церковным и стал вопросом национальной безопасности. Ему предлагали различные проекты, идеи, но он всякий раз откладывал дело в ящик. Это было его сознательное политическое решение. И только теперь он решил дать ход инициативам.
Порошенко можно сравнить с дамбой, которая долго сдерживала воду, а потом шлюзы открылись, и она хлынула. В том что этот поток стал неудержимым, можно благодарить дамбу, но надо понимать, что эта дамба долгое время сдерживала поток воды.
Есть еще один фактор, связанный с самой УПЦ МП. До 2014 года она старалась выстраивать диалог с обществом, проявлять эмпатию к тому, что волновало большинство людей в Украине. Такой была политика времен покойного митрополита Владимира. Но после 2014 года политика УПЦ изменилась в сторону самоизоляции и конфликта с обществом. Кроме того, УПЦ МП прекратила демонстрировать сочувствие к тому, что волнует общество — в момент, когда общество больше всего в этом нуждалось. Вместо этого эмпатия со стороны этой церкви ограничилась очень узкими группами людей либо внутри церкви, либо за ее пределами, но которые не на стороне Украины.
В результате УПЦ МП, я бы сказал, стахановскими темпами растеряла тот кредит доверия, которое общество ей выдало во времена митрополита Владимира. Это, соответственно, поставило перед обществом и властью вопрос об альтернативе, и теперь мы наблюдаем процесс поиска такой альтернативы с помощью Константинополя. Поэтому руководство УПЦ МП должно винить в сложившейся ситуации, прежде всего, само себя.
— Это сознательная политика руководства церкви?
— Да, руководство УПЦ МП само избрало для себя путь изоляции и маргинализации внутри Украины. С одной стороны, это продиктовано ментальностью предстоятеля церкви митрополита Онуфрия — интроверта, который свою молитвенную замкнутость экстраполирует на всю церковь. Молитва необходима для Церкви, однако вся история христианства учит, что ее должно дополнять деятельное сострадание и пророческое служение. Это служение заключается в числе прочего в том, чтобы называть вещи своими именами: войну — войной, например. Вместо этого мы слышим со стороны спикеров церкви какие-то бессмысленные эвфемизмы. С другой стороны, под влиянием народного депутата Вадима Новинского руководство УПЦ МП избрало путь конфронтации с украинским обществом, чтобы дать политической силе этого олигарха новые шансы в следующем политическом цикле. Партия регионов, — я не буду использовать эвфемизм «Оппозиционный блок», давайте называть вещи своими именами, — пытается устроить реванш, возможный только при наличии публичной конфронтации с действующей властью и наиболее активной частью украинского общества. И она использует УПЦ МП для достижения своих политических целей. Я бы сказал, в среде регионалов даже развернулась борьба за использование церковного ресурса — вспомните недавнюю инициативу Михаила Добкина создать христианско-социалистическую партию. Я понимаю, как ресурс УПЦ МП будет работать на пользу Партии регионов, но не очень понимаю, как это будет работать на пользу церкви. Настоящая пропасть отделяет интересы большинства в УПЦ МП от интересов Новинского и тех иерархов, которых он поддерживает и вдохновляет различными способами на реализацию его церковно-политических проектов.
— Какова роль Новинского в этой политике? Насколько он самостоятельная фигура?
— Новинский, и у меня есть основания так думать, получает общие указания и директивы со стороны, а как реализовывать их — решает сам. Скажем так, он креативный оператор чужой политики. У него на это есть ресурсы. Допускаю, что он получает некоторые ресурсы специально, чтобы влиять на политику церкви. И речь не только об УПЦ МП, но и о некоторых других церквях. В частности, были случаи его влияния на решения УАПЦ.
Вокруг церкви, к сожалению, всегда были олигархи, которые пытались влиять на ее позицию. Пример такого человека (сейчас о нем почти ничего не слышно, а когда-то он был очень влиятельной фигурой и олигархом) — Виктор Нусенкис, который всячески пытался свою финансовую помощь превратить в политическое влияние. Когда его попытки зашли слишком далеко, митрополит Владимир отказался от его помощи, хотя в то время нуждался в ней. Хватит ли у нынешнего руководства УПЦ МП отказаться от услуг Новинского? Не знаю. Но степень его влияния на дела церкви значительно превзошла роль, которую когда-то играл Нусенкис.
— А есть священники, которые тоже получают указания со стороны спецслужб?
— Я думаю, что есть. Но отвечать на этот вопрос — в компетенции украинских спецслужб.
— Вы говорите, что патриарх Варфоломей созрел для автокефалии, но еще непонятно, насколько окончательно его решение. От чего зависит его окончательность? Что может помешать?
— Он для себя принял это решение уже с учетом всех возможных рисков. Риски очень большие и для него, и для вселенского православия. Потому что Москва угрожает глобальной схизмой сродни той, которая существует между католической и православной церквами уже тысячу лет.
— То есть возможен глобальный раскол в православии?
— Да, такой риск есть. И патриарх Варфоломей его прекрасно осознает. Очевидно, он решил идти вперед, даже несмотря на этот риск. Но он находится в среде, которая не очень благоприятна для самой церкви. Это турецкое государство со своей политикой. Еще со времен Мустафы Кемаля Ататюрка, с начала создания Турецкой республики после падения Османской империи, осуществляется целенаправленная политика вытеснения Вселенского патриархата на обочину общественно-политической жизни страны. И, конечно, патриарх зависит от общего политического контекста Турции.
В данный момент Турция имеет ситуативный союз с Россией, прежде всего в Сирии. Однако она остается перманентным союзником США как член НАТО. Эти политические детали тоже играют свою роль. Мое субъективное впечатление такое, что еще одним фактором, который именно сейчас дал украинской церкви шанс на автокефалию, стала активизация политики санкций со стороны США по отношению к России. Я не исключаю, что это повлияло на то, что Турция сейчас ослабила свое давление на Вселенский патриархат.
— Как к диалогу об автокефалии относятся в самой УПЦ МП?
— Решение вопроса об автокефалии и само по себе, и внутри УПЦ МП давно перезрело. То, что происходит только сейчас, было более уместным в 2014 году. Тогда значительное количество священников, мирян и даже епископов хотело бы перейти в автокефальную церковь. Сейчас таких настроений меньше. Плюс в 2014 году большинство православных церквей во всем мире были солидарны с Украиной, которая страдала в условиях открытой агрессии. Четыре года спустя, в том числе благодаря активной деятельности московской церковной дипломатии и ее пропаганде, значительная часть этих церквей или занимает нейтральную позицию, или мотивирована Москвой поддерживать ее позицию. То есть внутрицерковные предпосылки к автокефалии сейчас слабее, чем в 2014 году.
— Говорят, в УПЦ десять лет назад, в начале диалога, треть духовенства была за автокефалию, треть — московиты, остальным все равно. А сейчас какие пропорции?
— Я, честно говоря, не знаю такой статистики. Были подобные аналитические мнения, которые скорее спекулятивны, чем основаны на социологических данных. Эти данные очень сложно получить внутри церкви. Ведь там люди могут говорить одно, а думать другое. По моим личным наблюдениям, в 2014 году значительное количество и верующих, и духовенства, и даже епископата внутри УПЦ МП стали сторонниками независимого статуса от Москвы. Тогда снизилось количество безразличных, потому что события были шокирующими для всех. А теперь в церкви, как и в обществе, растет безразличие и инертность. Люди сжились с новой ситуацией. И в этом смысле намного сложнее людей церкви поощрить к проявлению активной позиции.
— Если Константинополь перейдет к активным действиям по автокефалии УПЦ, какой будет дальнейшая процедура? И сколько времени она потребует?
— Я так понимаю, речь идет буквально о нескольких месяцах, в течение которых вопрос должен быть решен. Процедура следующая. В Стамбуле собирается синод Константинопольской церкви, который уполномочен принимать решение в таких вопросах. В этом синоде участвуют как иерархи, которые живут в Турции и являются его постоянными членами, так и иерархи, которые служат по всему миру и меняются по ротации. Пока по спискам синода можно судить, что голоса будут и за, и против. Но на синоде чрезвычайно важен голос самого патриарха. Если он примет такое решение, то есть много шансов, что его утвердят.
Чтобы было понятнее, проведу параллель с властью. Синод — это как парламент, который голосует за закон. Патриарх — как президент, который его подписывает. Именно синод как коллективный орган, не патриарх Варфоломей единолично, издает документ. Если есть большинство голосов, то решение вступает в силу, и его подписывает сначала патриарх, а затем все члены синода. После этого документ, он называется «томос» (с греческого так и переводится — документ) — это бумага на двух-трех страницах, вступает в силу. И церковь в Украине получает автокефалию.
— Если голоса разделятся, то каковы шансы, что «украинский вопрос» перевесит?
— Думаю, сейчас есть все шансы, что решение наберет необходимое количество голосов. Оно будет базироваться на прецеденте. Аналогичный томос принимали в 1924 году, когда дали автокефалию Польской православной церкви. В свое время она была частью Киевской митрополии. Мотивация для предоставления автокефалии польской церкви та же, что в случае Украины. В первую очередь, это нарушение Москвой условий управления Киевской митрополией. Митрополия перешла в управление Москвы в 1686 году под определенные условия, которые были нарушены фактически сразу. На это ссылался и томос 1924-го года: поскольку условия были нарушены, польская церковь получает автокефалию.
Я думаю, такая же аргументация будет и сейчас, почти сто лет спустя. Уверен, что 70-80% текста нового томоса будет заимствовано из документа 1924-го года.
— Москва еще может повлиять на решение Константинополя? Помешать?
— Москва уже это делает самыми разными способами. В том-то и проблема, что Вселенский патриархат чувствителен к очень многим факторам влияния, внутренним и внешним. И каждый из них будет использован.
Вопрос в том, хватит ли сил у Константинополя этому помешать.
— И желания.
— Желание, кажется, есть. А хватит ли сил — увидим.
— Вы считаете, что в 2014 году после войны и Майдана в УПЦ МП было намного больше сторонников независимой политики от Москвы. Почему тогда эти четыре года больше всего конфликтов возникает именно вокруг УПЦ МП? То они отказываются отпевать военных, то ребенка, то священники фотографируются с боевиками. Последний скандал — бразилец Лусварги, который воевал на стороне боевиков, а теперь живет в монастыре.
— УПЦ — очень большая церковная структура, самая крупная в Украине. И очень многослойная. Я знаю много священников, которые совершенно не согласны с такими эпизодами. Эти случаи достаточно единичные и не представляют всю церковь. Однако УПЦ с ними отождествляется, потому что руководство ни разу их не осудило, что делает вину коллективной.
— Может, причина еще и в том, что УПЦ — филиал РПЦ с ее русским миром?
— Не так все просто. Следует различать руководство УПЦ и низшие слои управления, духовенства. Большая часть священников только страдает от политики руководства. Но они не могут повлиять на ситуацию, не могут даже высказаться, иначе на них сразу налагаются санкции. С дисциплинарными мерами в церкви все очень просто. Насколько мне известно, многие внутри УПЦ ждут шанса, когда в Украине появится каноническая альтернатива той политике изоляции и противостояния, которую сейчас проводит руководство этой церкви.
