После саммита в Осаке вышла на очередной виток обсуждения тема наличия или отсутствия у Дональда Трампа внешнеполитической доктрины – в принципе формулировка президентских доктрин является обычным занятием для международников-американистов, но случай Трампа – особенный.
Что это было?
До него, и то, в очень далеком приближении, подобным знаком вопроса был добродушный Джеральд Форд, который стал президентом без выборов (в силу обрушения всей администрации Ричарда Никсона), который вообще сомневался в необходимости холодной войны, а перевыборы проиграл.
Впрочем, нельзя сказать, что нынешняя вашингтонская администрация, возникшая в других условиях и существующая в системе координат даже более требовательной, нежели даже холодная война, входит в такие крайности. Тем не менее дипломатия Трампа продолжает нуждаться в концептуализации. Особенно на фоне видимой непоследовательности его поступков.
Растянутая на несколько лет дипломатическая баталия с Турцией из-за покупки российских зенитно-ракетных систем С-400, доходящая до захвата политических заложников и откровенного шантажа за какой-то час будто ставится на паузу. Трамп вдруг входит в положение турецкого коллеги Реджепа Эрдогана и понимает его позицию.
Полгода горячей тарифной войны с Китаем, санкции против компании Huawei, требование к американскому бизнесу вывести производство из Поднебесной – и вдруг срыв стоп-крана в ходе встречи Трампа с председателем КНР Си Цзиньпином. Вроде бы и перемирие, и Huawei не особо опасен. Пока, по крайней мере.
На прошлогоднем саммите в Буэнос-Айресе Трамп заявлял, что не будет встречаться с Владимиром Путиным, пока Россия не освободит украинских моряков. Моряки по-прежнему в плену, Москва продолжает мешать американцам на иранском, сирийском и венесуэльском направлениях, Путин аккурат к саммиту рассуждает о смерти либерализма. Но на совместной конференции с ним Трамп… только шутит.
Наконец, после очередной громкой ссоры с Пхеньяном Трамп, как ни в чем не бывало, из Осаки летит на очень теплую встречу с Ким Чен Ыном и становится первым президентом США, ступившим на северокорейскую землю.
Как это все понимать?
Идеолог «Публий»
В конце апреля в профильном журнале американского внешнеполитического сообщества (или истеблишмента) Foreign Policy вышла объемная статья Майкла Энтона, с февраля 2017 по апрель 2018 гг., входившего в Совет национальной безопасности США в качестве заместителя помощника президента по стратегическим коммуникациям. Здесь важно понимать, что автор публикации под названием «Доктрина Трампа», продержавшийся в этом Белом доме рекордные 14 месяцев д-р Энтон — личность очень непростая, это идеолог-интеллектуал, своими анонимными публикациями под псевдонимом Публий Деций Мус (римский консул в 352 г. до н. э., герой италийских войн) зело способствовавший победе Дональда Трампа. По крайней мере, в той степени, которая была необходима для адаптации послания Трампа к консервативному флангу.
Серия эссе калифорнийца Энтона, когда-то написавшего книгу в стиле дендизма, пародировавшую «Государя» Макиавелли и имеющего ливанские и румынские корни, была направлена на подрыв центристских, соглашательских позиций в Республиканской партии. Сам Энтон тоже не взялся из ниоткуда — в прошлом он работал спичрайтером Джорджа Буша-младшего в том же Совете национальной безопасности США, а также консультантом Руди Джулиани в том же качестве, некоторое время провел на управляющих должностях в Citigroup и Blackrock.
Основная идея произведений Энтона состоит в том, что Америка является жертвой «международного либерального порядка» и ей необходимо вернуть себе свою старинную республиканскую идентичность, которая существовала до мировых войн. Впрочем, в «Доктрине Трампа» он существенно смягчает свою позицию (вероятно, так повлиял на него период карьеры на государственной службе, в средоточии бюрократии), но остается верен неповторимой стилистике классициста, коим и является по базовому образованию — начинает издалека, от древних греков и их политической философии, продолжая любимым Макиавелли и Монтескье. Энтон явно пытается поставить внешнеполитический подход Трампа в определенный логический ряд, упростив эклектику его дипломатии: она, по его мнению, что-то берет от интервенционизма и изоляционизма, реализма и идеализма, либерализма и консерватизма, но не является ничем из них.
Откровенно говоря, задача нелегкая, потому что противоречит многим канонам. Вот ушел и сам Майкл Энтон из администрации, по всей вероятности, потому, что в ней появился Джон Болтон, дипломат с откровенным и понятным подходом. А место самого Энтона заняла креатура Болтона — Гаррет Маркиз. Впрочем, сегодня Болтону и самому, 14 месяцев спустя, приходится непросто, поскольку политика интервенций постоянно обрывается Трампом чуть ли не в самый последний момент по разного рода сиюминутным причинам — как недавно в Венесуэле и совсем недавно в Иране.
Правда, из первичной команды Трампа к нынешнему моменту ушли практически все люди 2016-2017 гг. — остались разве что главный идеолог борьбы с иммиграцией Стивен Миллер да ограниченные в возможностях Джаред Кушнер и Иванка Трамп (но они совершенно не по идейной части).
Спичрайтеры Белого дома пытались назвать доктрину Трампа «реализмом, построенным на принципах», но название не взлетело. Вместе с тем Белый дом продолжает более или менее двигаться по этой сложной дороге. Здесь обращает на себя внимание отсылка к тому видению международных отношений, которое выдвинул Томас Гоббс (и считающемуся отправной точкой развития теории), а именно государств как закрытых субъектов, чьи интересы непременно сталкиваются в естественном состоянии среды. Можно предположить, что идеальной моделью «у Трампа» считают (как минимум тот же Энтон) политику Великобритании в XIX и первой половине XX вв., хотя напрямую об этом не говорится ни на одной из площадок.
В общем и целом в таком преломлении доктрина Трампа как бы призывает вернуться к тому состоянию (а эта формула Гоббса глубоко ненавидима практически всеми школами дипломатии, поскольку подчеркивает значение грубой силы), полагая все «настроенное» после Второй мировой, а особенно холодной войны неестественным. Или как минимум под неестественным и вредным для Америки подразумевается тот порядок, выстроенный за последние 20-30 лет. Поскольку он преимущественно содержится за ее счет без особых для нее выгод (и это, конечно, весьма дискуссионный тезис).
Высокий национализм
Иными словами, речь идет о легализации национализма на самом высоком уровне идеологического обсуждения с отсылками, в частности, к нынешнему опыту Польши и Венгрии, которым Трамп определенно симпатизирует.
Тот же Энтон ехидно вопрошает: а в интересах ли США способствовать укрощению Варшавы и Будапешта Брюсселем, возглавляющим блок, проводящий антиамериканскую политику? А преследующий свои собственные интересы сильный Вьетнам — не лучше ли он будет противостоять Китаю, что в американские интересы как раз и входит? Или взять КНДР: если силой лишать КНДР ядерного оружия, ввязавшись для этого в горячую войну с Китаем, нежелательно, почему бы не применить к Пхеньяну другую стратегию?
В администрации Трампа прониклись идеей из вышедшей в прошлом году книгой израильского философа Йорама Хазоня «Добродетель национализма»: критики национализма, в частности, среди американских либералов, доходят до абсурда, видя в нем непременного предтечу фашизма и нацизма.
Забавно и симптоматично, что Энтон и часть других американских интеллектуалов правого толка, оказывающих влияние на процесс принятия решений политическими лидерами, смотрит на национализм примерно так, как это делали и делают украинские буржуазные националисты и национал-демократы. И это полезно сегодня акцентировать Киеву (чья внешняя политика теперь пребывает в кризисе).
Мир наций со своими интересами, по мнению идеолога Трампа, будет, как ни странно, более спокойным, мирным, сбалансированным и «нормальным», нежели мир нынешний, в котором глобальный порядок с Америкой в проваливающемся центре, корчится под грузом неподъемных задач, что выгодно лишь деструктивным силам, привыкшим использовать США в собственных интересах.
Определенная логика и даже правота в этих построениях есть, однако чувствуется и консервативная наивность, что-то вроде тайного желания вернуться в материнскую утробу. На просторы, так сказать, прерий, где ковбои гоняют команчей, а те гоняют бизонов — примерно в эпоху заселения Юты…
Впрочем, «принципиальный реализм» обнаруживает некоторые актуальные новшества — например, США должны относиться к интересам других с тем же уважением, с которым эти другие, невзирая на размеры и потенциалы, относятся к интересам самих США (по-видимому, это и есть рациональное ядро «доктрины Трампа»).
Воплощение такого подхода, в духе гуманного эгоизма американской воскресной школы в принципе открывает немало возможностей, в том числе и для Украины (хотя, увы, не только для нее). А вот тактикой для этой стратегии может служить применяемый Трампом «наезд-откат», что уже неоднократно происходило за эти два с половиной года.
Стоит отметить, что в подобном ключе рационализирует поведение Белого дома не один Майкл Энтон. Подобная антиглобалистская традиция в американской политической мысли существует давно и называется «джексонианством» по имени седьмого президента США Эндрю Джексона. Она синтезирует свободную внутреннюю экономику, интересы «простого человека» и внешнюю политику, построенную на интересах, а не ценностях или идеологической миссии. Причем на интересах конкретных и односторонних, а не коллективных.
Эта традиция долгими периодами пребывала на обочине американской политики. Но кризис (фактически распад) Республиканской партии США в 2016-2018 гг. предоставил носителям этой традиции шанс. Правда, задача переизбрания президента заставляет его, скрепя сердце, как-то двигаться ближе к центру. Но процесс этот идет очень трудно, хотя больше из-за внутриполитических вопросов. При этом «доктрина Трампа» предполагает зависимость внешней политики от внутренней.
Как с этим жить
Вместе с тем весомый фланг республиканцев, поддерживающих президента, считает, что для самих США идеология свободной торговли закончилась потерей половины высокооплачиваемых рабочих мест в промышленности, и это поставило страну на грань социальных потрясений и потери статуса мирового гегемона. Старая промышленная (но не только) деловая элита поставила цель возвратить рабочие места назад в Америку.
Но в рамках существующих институтов и правил подобное граничит с утопией. Поэтому Трамп разными путями разрушает ВТО (причем о ней практически не говорят), МВФ (им руководит «глубокое государство»), тут у президента руки коротки — но, как видим, директор-распорядитель фонда Кристин Лагард уходит в Европейский центральный банк, ООН (подвергается жесточайшей критике и США вышли из некоторых ее структур). Президент США и впрямь снижает налоги, вводит пошлины, пытается переделать международные договоры таким образом, чтобы принудить американские компании возвращать производство в Америку — правда, успех пока очень переменный.
Идеологам «доктрины Трампа» хотелось бы и вовсе отменить принцип свободной торговли (и прилагающихся к нему других свобод, например, передвижения) и ввести старорежимный протекционизм, но пока результат варьируется от скандального до сомнительного. Правда, избиратели Трампа так не думают и рукоплещут даже самым незначительным подвижкам по этой стезе. Но ведь и «слушать» их Трамп считает своей главной миссией. Любопытен в этой связи тезис Энтона: элита, мол, нередко права, но массам необходимо объяснять свои действия.
С рациональной точки зрения тот же ядерный договор с Ираном (если убрать из картинки давление американских христианских консерваторов) был разорван, чтобы заставить Европу отказаться от поставок энергоносителей из Ирана и постепенно перейти на поставки из США. А также снизить риски для Израиля. Этой же цели частично служит и довлеющее принуждение в адрес Германии в пользу отказа от «Северного потока-2».
В какой-то степени Трамп уже добился своей цели, вопрос теперь в последствиях. В Брюсселе, Париже и Берлине наконец перестают считать, что Трамп — это некая флуктуация, что его надо просто еще переждать полтора года, и все вернется на круги своя. Ведь если обратить внимание на то, что говорит нынешний, возможно, временный, но лидер партийной гонки демократов, Камала Харрис, то это… все та же защита рабочих мест в Америке.
Однако деловая часть европейской элиты, в отличие от погруженной в свою рутину евробюрократии, уже осознала, что имеет дело с новой реальностью. Проблема же не так в Трампе, как в том, что США в принципе переосмысливают содержание своего лидерства. Поэтому очевидным становится сближение ЕС с Китаем, пусть и осторожное, а также усиление собственно союзных институтов, главным из которых — Еврокомиссией теперь четыре года будут руководить немцы, ЕЦБ — французы, Европарламентом — итальянцы из проевропейской Демпартии, а Евросовет возглавит бельгийский премьер. Это вполне себе консолидированная реакция на перспективу жизнеспособности доктрины Трампа.
В таком случае остаются только два вопроса.
Первый — какое место в доктрине Трампа занимает Россия? Откровенно говоря, никакого — все эти похлопывания по плечу и даже провоцирование Путина на подхалимаж в виде интервью с бичеванием либерализма ровным счетом ничего не значат. Американцы напуганы Москвой на годы вперед, эта угроза помогает Трампу стимулировать военную, добывающую и другую промышленность, уязвлять Европу и биться за ее рынок. Возможно, особенно для нас в Восточной Европе звучит легкомысленно, но для США — экономит усилия.
Второй вопрос непосредственно связан с первым — а что делать Украине в свете этой доктрины? По всей видимости, правильно ее воспринимать — без истерик — и действовать в своих собственных интересах, учитывая интересы США и выстраивая на таких перекрестках современные форты «восточного фронтира».
Максим Михайленко / Деловая столица
