Принятие Томоса об автокефалии Православной церкви Украины не спровоцировало, как ожидали самые большие оптимисты, лавины переходов из «московской церкви» в новообразованную ПЦУ. Впрочем, сам этот неуемный оптимизм можно было объяснить только уровнем хайпа, который поднялся вокруг Томоса не без участия первых лиц государства. Томос не оказался – и не должен был оказаться – чудотворным. Это только пропуск на следующий уровень большой игры.
Вопрос о переходах закономерно пребывает в центре внимания. Во-первых, количественный показатель, статистика – самый простой способ оценить успех предприятия. Во-вторых, публика любит драмы, раздел-передел, «а кровь будет? ну не может же так быть, чтобы совсем мирно…». Публику можно понять – чувство ужасного сильно притупилось на фоне войны.
Статистика не показывает ничего особенного – переходят, но без ажиотажа. По разным данным, уже перешло от 50 до 70 приходов, темп удерживается. Но репутация статистики известна, и подсчет переходов эту репутацию подтверждает. Потому что переход – это пока громко сказано. Юридически переходов пока нет, потому что переходить, по сути, некуда: УПЦ КП и УАПЦ были, как известно, упразднены после создания ПЦУ, а новая религиозная организация, именуемая ПЦУ, пока не имеет ни государственной регистрации, ни епархиальных центров, к которым можно было бы присоединиться приходам.
В данный момент каноническое и юридическое поля не совпадают. Согласно канонам у нас нет больше ни УПЦ КП, ни УАПЦ – они были упразднены при слиянии в ПЦУ. Но в юридическом поле они продолжают существовать, и пока безальтернативно. В информационном, добавлю, тоже – инерция сознания ничуть не меньшая, чем инерция государственной машины.
Поэтому переходы – это пока в большей степени декларация намерений, чем свершившийся факт. До тех пор, пока ПЦУ не превратится в церковную структуру, решив по дороге массу организационных проблем, часть из которых чревата конфликтами. Возможно, именно поэтому с решением этих проблем и даже с их обсуждением пока не спешат. Не хотят портить людям праздник, а томосоносному президенту – еще и предвыборную кампанию.
Тем временем под переходы подгоняют законодательство. Что совершенно не лишне – в том, что касается свободы совести и деятельности религиозных организаций, в Украине «самое либеральное законодательство», как любят у нас подчеркивать, умалчивая при этом, что оно настолько же либерально, насколько полно белых пятен.
Внести некоторую ясность в этот либерализм пытаются время от времени. Но зачастую попытки отдают или непрофессионализмом, или популизмом, или и тем и другим одновременно, что приводит к таким откровенным фальстартам, как закон о переименовании УПЦ МП. Не то чтобы этот закон был совершенно бессмысленным или ненужным. Просто он оказался несвоевременным. И оттого его хайповая суть обнажилась слишком откровенно.
Иная ситуация с законом о перерегистрации религиозных общин. Или, как его еще называют, законом об упрощенном переходе. Или даже жестче – законом об отмене крепостного права. Это действительно прикладной закон, заполняющий лакуны в законодательстве. Потому, возможно, к нему отнеслись более серьезно, чем к хайповому закону о переименовании.
Впрочем, в той редакции, в какой был принят закон, он не упрощает процесса перехода общин из одной юрисдикции в другую. Но он, по крайней мере, устанавливает более-менее четкую процедуру такого перехода.
Работа над законопроектом была, судя по всему, непростой. Его принятию противились сторонники УПЦ МП в парламенте. С самого начала, как проект попал в парламент, его воспринимали именно как антиМПшный, а теперь вообще некоторые называют – выдавая, видимо, желаемое за действительное – «законом о переходе в ПЦУ». Однако законопроект был зарегистрирован еще до того, как публично прозвучало волшебное слово «Томос».
Но то, что его, наконец, приняли, с Томосом и ПЦУ, видимо, напрямую связано: все ожидают массовых переходов, и власть со своей стороны пытается сделать этот процесс законным и максимально безболезненным. Дать гарантии тем, кто переходит, что они при этом не потеряют все, что имеют, и не перейдут в новую структуру «в чем стоят». Собственно, государство и само в этом заинтересовано, потому что переходы такого рода до сих пор вызывали конфликты, доходящие до физического насилия.
Можно предположить, что принятие этого закона не столько облегчит, сколько ускорит переходы – потому что теперь они получают определенные гарантии и могут следовать более-менее прописанной процедуре.
До сих пор процесс смены юрисдикции религиозной общиной у нас прописан не был. Ту систему «владения приходами», которая сложилась у нас, иногда называют крепостным правом, поскольку религиозная община, по закону самостоятельное юридическое лицо, на практике зачастую не имеет возможности изменить конфессиональное подчинение. Вернее, может, но только с поражением в правах – все ее церковное имущество останется в той конфессии, из которой она ушла. По сути, перехода как такового предусмотрено не было – была возможность только создать новую организацию, потому что все документы на прежнюю (включая документы права собственности) находятся, например, у священника или согласного с ним старосты прихода.
Нежелание утрачивать свое имущество удерживало – и удерживает до сих пор – многие общины от переходов. В первую очередь, свой храм. Бывают, конечно, идеальные ситуации, когда община единодушна в вопросе перехода и, еще реже и лучше, когда священник согласен с выбором общины или община – с выбором священника. По всей видимости, те переходы в ПЦУ, которые мы фиксируем сейчас, это, преимущественно, такие идеальные случаи. Которые, увы, скоро исчерпаются и начнутся суровые будни, в которых – конфликт между разделившейся общиной за совместно нажитое. Или, по крайней мере, конфликт между общиной и священником, который не захочет переходить и постарается использовать все возможности (их, скорее всего, предоставит епархиальное начальство или даже из Киева помогут), чтобы оставить «мятежный» приход за собой и своей церковной структурой.
Не стоит спешить с осуждением священников за то, что неохотно меняют юрисдикцию – у них могут быть для этого веские причины. Это община меняет конфессию, для священника же это означает смену непосредственного начальства, а «производственные отношения» в церкви выстраиваются, как правило, очень непросто.
При смене конфессионального подчинения разделение общины на тех, кто «за», и тех, кто «против», – обычное дело. Но как в этой ситуации быть с имуществом? Проще говоря, чей храм? Он, как правило, остается у тех, кто никуда не переходит. Потому что перехода как такового не было – было создание новой религиозной организации с новым уставом, у которой не было никаких прав на имущество прежней. Даже если подавляющее большинство членов общины уходит, оно не может унести с собой свое имущество. Оно нередко даже не может им воспользоваться, потому что «хозяева» их туда не пускают. На полных законных основаниях.
Справиться с такой ситуацией и призвана новая редакция закона о свободе совести и религиозных организаций, отныне регламентирующая процесс перехода общины из одной юрисдикции в другую. Не путем создания новой общины, которая не является преемницей старой, а путем внесения изменений в учредительные документы. Отныне переход становится возможен именно как «переход», а не как «отступление»: по решению большей части членов религиозной организации путем внесения правок в устав и принятия его в новой редакции.
Впрочем, в ходе редактирования законопроекта финальная версия потеряла некоторые существенные детали. Вместо предлагаемого простого большинства собравшихся на собрание членов общины решение о переходе должно набрать минимум две трети голосов. Что, возможно, к лучшему – несколько случайных людей, непонятно как оказавшихся в зале, теперь не смогут слишком сильно повлиять на результат голосования. Но при этом исчезла норма, регламентирующая вопрос о том, кого считать членом общины и, соответственно, допускать до голосования. История знает примеры того, как на собрание приезжает автобус семинаристов крепкого сложения, которые располагаются в зале, голосуют и уезжают восвояси после голосования, которое – о чудо! – оказалось в пользу «остаться».
Изначально норма про фиксированное членство в общине была в законопроекте. И именно она подвергалась критике. В том числе совершенно справедливой. Кого считать членом общины и кто будет это определять? В Украине нет практики фиксированного членства. Церковь отделена от государства, а это значит, что не государству решать чужие внутренние организационные вопросы. В организации вообще может не быть понятия членства – ни формального, ни неформального. Обязать общину хоть как-то посчитать своих членов, чтобы провести голосование, государство не может. Даже в таких мягких и обтекаемых выражениях, как «лица, принимающие участие в жизни общины».
Итак, пока государство значительно опережает церковь в деле обеспечения переходов. Закон, регламентирующий переходы, принят, но куда переходить, пока непонятно. В юридическом поле ПЦУ отсутствует – ее устав еще не зарегистрирован. Нет, соответственно, и епархиальных структур, в которые могли бы вливаться «перехожане». Не исключено, что после того, как этот вопрос будет решен, переходы станут более активными.
Екатерина Щеткина / Деловая столица
