В Гааге начался международный судебный процесс по факту уничтожения малазийского пассажирского самолета в небе над Донбассом в июле 2014 года.
Российские власти загодя обвинили организаторов процесса в предвзятости, а пресс-секретарь МИД России Мария Захарова заявила, что нидерландские власти оказывают давление на судей. Если так они говорят еще до начала суда, можно себе представить, что будет, когда он начнется.
Кремль делал все возможное, чтобы этого процесса не было вообще – заявлял о неправомочности нидерландского правосудия, пытался сбить с толку следствие, инициировал появление самых неправдоподобных версий гибели самолета, затруднял доступ к возможным свидетелям. Пожалуй, самым ярким доказательством заинтересованности Москвы в том, чтобы процесс в Гааге не состоялся или, хотя бы, ни к какому серьезному выводу не пришел, стала спецоперация по освобождению Владимира Цемаха, ценного свидетеля по делу о гибели самолета.
После того, как украинским спецслужбам удалось выкрасть Цемаха с территории оккупированного россиянами Донбасса, Кремль развил невиданную политическую активность для его освобождения. Для того, чтобы предотвратить появление Цемаха на судебном процессе в Гааге, Владимир Путин согласился на освобождение большой группы политических заключенных, в том числе и кинорежиссера Олега Сенцова, которого на протяжении многих лет безуспешно требовали выпустить из тюрьмы многие известные деятели культуры во всем мире.
Имя Цемаха было включено в список освобождаемых с украинской стороны буквально в самый последний момент, когда новый украинский президент Владимир Зеленский уже успел анонсировать большой обмен пленных. Причем было подчеркнуто, что без Цемаха никакого обмена не будет. Шантажировал неопытного украинского президента лично Путин, с которым Зеленский договаривался об обмене.
Уже из этого видно, насколько сильно российский правитель опасается Гааги. Но почему? Ведь если следствие по делу малазийского «Боинга» продолжалось несколько лет, то столько же – три-четыре года, как минимум – могут тянуться судебные слушания. При этом, даже если будут названы конкретные виновники трагедии, им ничего не угрожает – Россия их не выдаст, в очередной раз обвинив в предвзятости нидерландское правосудие.
Однако Путин думает и о настоящем, и о будущем. Процесс, который будет продолжаться постоянно, и постоянно напоминать о новых и новых аспектах трагедии на Донбассе, а также о возможной причастности высшего российского политического и военного руководства к уничтожению самолета, не даст расслабиться. И это в то время, когда Кремль близок к политическому успеху в Украине, где новое руководство страны вынуждено сотрудничать с пророссийскими силами и идет на уступки Москве на переговорах по Донбассу, и к примирению с Западом, где все большее влияние приобретает мнение о необходимости «предоставить России шанс».
Процесс будет напоминать, что договариваются с преступниками, и шанс дают преступникам. В этой ситуации Эммануэлю Макрону, Владимиру Зеленскому и другим политикам, которые готовы увидеть в глазах Владимира Путина желание прекратить войну, будет гораздо труднее объяснить свои действия. Вот почему процесс в Гааге так опасен для Путина сегодня.
Но он опасен для Путина и завтра. Потому что, если будет вынесен обвинительный приговор, пусть даже не конкретизированный для высших руководителей страны, он превратит их из заурядных коррупционеров и узурпаторов власти в России в военных преступников. А это означает, что любые перемены в самой России, пусть даже косметические, будут нести серьезные риски для их безопасности.
Путину может напоминать об этом судьба сербского диктатора Слободана Милошевича, который после отставки с поста президента страны оказался в тюремной камере в Гааге и умер еще до вынесения приговора. Это явно не то будущее, которое Путин готовит для себя и своих подельников. Вот почему процесс в Гааге так его раздражает.
Виталий Портников / Детали
