Это была чрезвычайно любопытная прямая линия. Мы увидели смерть жанра. Это даже хуже, чем просто отменить прямую линию, – пишет Глеб Павловский для Сноба. – Путин не ответил почти ни на один вопрос: не только тревожного, обеспокоенного общества, недовольной оппозиции, но и тех, кто управляет страной – бюрократии и управленцев. Он показал, что даже не считает нужным это сделать.
Общая картина сложилась из трех элементов. Первый – видеоряд бедной страны с распадающейся инфраструктурой. Второй – Путин, который постоянно повторяет: «Деньги выделены, но где они – я не знаю, надо проверить». И третий – появляющиеся иногда в углу экрана ядовитые вопросы. Эти три элемента сошлись в одной точке в идиотском торжественном заявлении ведущей: «К нам поступило 2 миллиона 600 тысяч вопросов», после которого линия закончилась.
Разговоры Путина в эфире о своих отце и внуках – это так называемая «оживляшка». Если не о чем говорить – рассказывай о семье. Но рассказывать о семье в узком смысле слова ему нечего, а вот так бегло – это месседж старушкам, которые сидят у телевизоров и ждут какого-то эмоционального контакта.
В прямой линии традиционно была сильная скрытая драматургия. Интерес и ожидания по всем правилам сцены накалялись с каждым часом эфира, хотя формально никакого сюжета в линиях, конечно, нет – это не сериал. Но зритель все более внимательно следил за эфиром и ждал ударных ответов, живых реплик. Так было не с самого начала: первые прямые линии шли полтора часа, затем с каждым годом Путин уделял им все больше времени. Ведь когда смотришь хорошее кино, тебе хочется, чтобы оно продолжалось. Но в этот раз мы увидели затянутое зрелище. На все сказанное с головой хватило бы двух часов. Драматургия ушла из прямых линий.
Это картина распада. Прежде всего – распада лидерства. Путин не выступил как лидер не только страны в целом, но и истеблишмента, правящего класса. Он даже не потрудился подготовиться так, как делал это обычно: не выдал залпом никаких статистических данных, – возможно, они просто были не столь прекрасны, чтобы с них начинать. Линия была лишена эмоционального напора, ради которого она и создавалась. Институт прямой линии – эмоциональная коммуникация президента с верящим ему большинством, включая истеблишмент, – провалился. Уход Путина от вопроса о следующем президентстве стал характерным завершением. Я не хочу гадать, думает ли он о следующем сроке, но эта прямая линия по своему содержанию не была предвыборной.
Путин – человек одной повестки и привязанного к этой повестке словаря. Эта повестка им выполнена, вот в чем беда. Все, что мог, он уже совершил и сделал. Теперь к нему стоит бесконечная очередь людей, которые просят денег. Начало этой очереди не меняется, а до людей в конце деньги не доходят.
Путину больше нечего предложить – это самый главный вывод из увиденного представления. Стране не предложено никакого будущего кроме ликвидации вагончиков в городе Нягани, которая обсуждалась еще на съездах КПСС 30-40 лет назад. Это выглядело очень скучно – некоторые гости в зале, как я заметил, даже начинали засыпать, – но на самом деле происходило драматическое событие: лидер исчезает. И к концу линии он совсем исчез.
