Сценарий новой серии легендарной мультипликационной саги «Трое из Простоквашино». Она, согласно последней воле студии «Союзмультфильм», будет посвящена памяти безвременно усопшего актера театра и кино Олега Табакова – великого обличителя расовой убогости украинцев и сакрализатора русского Крыма.
Кота Матроскина озвучивает виновник торжества, остальных все кому положено. Ноль эмпатии. Детям до шестнадцати.
Дядя Федор спускается по облупленной лестнице симферопольской пятиэтажки, мечтая о крахе доллара. На его груди значок Юнармии, в руке бутерброд с подозрительным сыром. На подоконнике лестничной площадки, над грубо нацарапанным словом «Х…й», лежит мертвый облезлый кот.
— Неправильно ты, Дядя Федор, бутерброд ешь, — внезапно говорит кот сиплым голосом усопшего актера театра и кино. — Ты его сыром кверху держишь, а надо свежими мозгами на язык класть, так вкуснее получится.
— А откуда ты знаешь, что меня Дядей Федором зовут? — спрашивает Дядя Федор.
— Я в нашем доме всех знаю, — отвечает кот, хищно разглядывая яремную вену Дяди Федора. — Я в морге живу, мне оттуда все видно. Вот ты, например, знаешь, что твой папаша всем говорит, что ходит в самооборону Крыма, а сам каждый вечер тайно посещает Меджлис?
— Ссука, — цедит Дядя Федор. По его лицу видно, что он в глубине души он о чем-то таком догадывался.
— А ты думал, откуда у вас дома санкционный сыр? — ухмыляется кот. — Не бойся, мама сообщила кому надо, наряд уже выехал.
— А я в Юнармию хочу на срочную, — мечтательно признается Дядя Федор. — Потом по контракту в Донбасс укроп косить, а потом и в Сирию, там платят больше, но сначала надо военкома подмазать…
— Никого подмазывать не надо, — поспешно перебивает кот. — Поехали сразу к Вагнеру, у него тут база неподалеку есть, возле Простоквашинского кладбища. Матроскин меня зовут, это позывной такой. Я с ним весь Дейр-эз-Зор прошел.
— Смерть хохлам! — радостно говорит Дядя Федор. — Сейчас только за вещмешком сбегаю.
— Не надо, я сам сбегаю, — останавливает Матроскин. — Мать твоя дома?
— Дома.
— Вот и хорошооо, — говорит Матроскин и с голодным урчанием бросается вверх по лестнице.
***
— Что-то мама не отвечает, — жалуется Дядя Федор, пряча в карман сотовый. — Не иначе, хохлы опять связь перерубили.
— Да, с утра были теракты, — туманно отвечает Матроскин, сплевывая в солончак кусок серого вещества, странно похожего на человеческий мозг. — Жалею я этих хохлов. Они в каком-то смысле убогие. Во все их лучшие времена их самые яркие представители интеллигенции были где-то на вторых и третьих позициях после русских. Мне неловко за них.
Оба идут по голой равнине, превратившейся в пустыню после того, как хохлы перекрыли Крыму воду. За плечами у Дяди Федора вещмешок, из которого торчит гриф балалайки и корешок книги Владимира Путина «Дзюдо», Матроскин прячет за спиной недоеденную женскую руку.
Навстречу рекрутам внезапно выбегает облезлый пес сильно пьющего вида.
— Здравия желаю, служивые, — говорит пес голосом певца Сукачева. — Возьмите меня к себе в казарму жить, я вам буду портянки стирать.
— Еще чего, — лениво цедит Матроскин, но в его глазах появляются проблески аппетита. — Мы сами нигде не живем.
— Я как раз знаю один свободный домик! — радостно говорит пес. — Хозяева в тюрьму переехали, живите кто хотите. Вы, случаем, не с Урала будете, или с Тюмени?
— С Урала, с Урала, — сладко говорит Матроскин. — С Тюмени. Ближе к солнышку-то решили-то перебраться-то.
— А меня Шарик зовут, — говорит пес. — Я из простых крымчан, не из породистых. Возьмете меня к себе жить, или мне потом прибегать?
— Ну не то чтоб прямо жить… — задумчиво говорит Матроскин. — Возьмем, возьмем, втроем веселее, — наивно говорит Дядя Федор.
***
Дядя Федор, Матроскин и Шарик сидят за столом и играют в карты. В доме наведен русский бардак, оставшиеся от старых хозяев фески, Коран и тандыр свалены в углу в безобразную кучу, сверху на них нагажено Шариком, мебель пропита Дядей Федором.
— Что это мы без медведя и без медведя, — тоскливо говорит Матроскин. — Так и умереть можно. Надо бы медведя купить.
— Надо бы, да где денег взять? — с раздражением произносит Дядя Федор. — Когда еще Вагнер первую зарплату даст? А ведь еще обмундирование приобрести надо, автомат, балаклаву модную с черепом.
— А может, занять у соседей? — оживляется Шарик.
— А чем отдавать будем? — интересуется Матроскин.
— А отдавать будем медвежатами! — Если отдавать медвежатами, зачем тогда медведь? — возражает Дядя Федор. — К тому же, все соседи этой ночью куда-то пропали, как будто съел их кто-то.
— Говорят, укропские диверсанты вырезали, — туманно говорит Матроскин, незаметно сплевывая на пол кусок соседа. — Стыдно от мерзости, которые эти хохлы делают. Убивают людей и разрушают их жилища. А откликаться на это… Нет. Я махнул рукой, и это при том, что никакого отношения Крым к Украине, — залежной, незалежной, — не имеет!
— А давайте, может, Дядю Федора продадим? — внезапно говорит Шарик. — Понаехали тут…
— Никого мы продавать не будем! — решительно возражает Матроскин. — Мы пойдем могилу копать.
— Ура! — кричит Шарик. — А зачем?
***
В кромешной тьме у ограды Простоквашинского кладбища в свете одинокого фонаря Матроскин копает могилу. Дядя Федор и Шарик сидят на завалинке и курят папиросы «Вяликая Победа», мечтая о скором поражении Америки.
— И как это я сам не додумался про могилу, — говорит Дядя Федор. — Теперь медведя купим, портреты Путина на все стены…
— И Шойгу еще, и Шойгу, — подхватывает Шарик. — И Захарову голую. Лопата Матроскина гулко ударяется о что-то твердое.
Ура! — кричат Шарик и Дядя Федор. — Гроб!
Втроем они вытаскивают гроб на поверхность и торопливо открывают крышку.
— Не может быть! Вот это удача! — радостно кричит Дядя Федор.
— Это же сам Михаил Николаевич Задорнов, светоч русской мысли! Вы знаете, что перед смертью он принял христианство?
— В карманах пошарь у него, — советует Матроскин, украдкой откусывая кусок покойника и с отвращением сплевывая его в сторону загнивающего Запада.
Дядя Федор шарит в карманах Задорнова и достает из них огромные пачки долларов.
— Истинно русский мыслитель, — с уважением говорит Матроскин. — Патриот, каких поискать. Большая потеря для родины.
— Смотри, там еще и в гробу карманы есть! — азартно восклицает Шарик.
— Ого! Евро!
***
По дороге домой гибридные наследники Задорнова встречают пьяного агрессивного почтальона в вывалянном в грязи пальто. В одной руке у него бутылка, в другой — большой крест с дырками от пропитых драгоценностей.
— Что, попались, суки?! — кричит он пронзительным голосом актера театра и кино Ивана Охлобыстина. — Это я, почтальон Печкин, вот вам повестки для вашего мальчика на выборы Владимира Владимировича Путина, которые состоятся, напомню, 18 марта! И если кто-то из вас, козлы вонючие…
Не договорив, почтальон падает лицом в грязь, но быстро поднимается и обводит ночных избирателей мутным взглядом.
— А чего это вы в гробу везете? — нетвердо спрашивает он.
— Это мы за грибами ходили, ясно вам? — отвечает Матроскин. Его глаза в темноте наливаются голодным красным светом.
— Конечно, ясно, что же тут неясного, во имя отца, б…дь, и сына, — говорит Печкин. — Вы бы еще с чемоданом пошли.
Проводив троицу расфокусированным взглядом, почтальон достает из кармана мобильный телефон и набирает секретный номер.
— Товарищ майор, здравия желаю, — говорит он в трубку неестественно высоким голосом. — Кажется, обнаружена диверсионная группа укропов, за которой мы так долго охотились. *** События развиваются стремительно
***
Дядя Федор сидит за богато уставленным бутылками столом и пишет письмо:
«Дорогой мой Вагнер! Я живу хорошо, просто замечательно. У меня уже все есть, я за войной очень скучаю, особенно по вечерам…»
За окном свежеприобретенный медведь пытается совокупиться с самоваром, обжигается и разражается истошным ревом.
— Ой! — кричит Дядя Федор и, схватив бинт, выбегает во двор. К столу подходит сильно осунувшийся Шарик и, взяв ручку, дописывает письмо:
«…А вот здоровье мое не очень. Ночью кто-то опять укусил меня в шею и много крови высосал. Теперь то лапы ломит, то хвост отваливается. А на днях я линять начал, и вот, кстати, сзади ко мне подходит мой друг кот Матроскин, широко разевает свой клыкастый рот и… О боже, Матроскин, что ты делаешь?! Ааа! АААА! Нееет! Мои истошные вопли перекрывает утробное рычание кота».
…Собрав остатки разорванного на части Шарика в мешок, Матроскин завязывает его аккуратным узлом и хозяйственно относит в огромный холодильник, плотно забитый такими же мешками. Его лукавый взгляд падает через окно на Дядю Федора, бинтующешо медведя во дворе.
— Вежливо люди с вежливым взглядом вежливо смотрят, вежливо просят, просто стоят они вежливо рядом… — мурлыкает он и улыбается, привычно сплевывая в угол кусочек Шарика.
***
Почтальон Печкин гадюкой ползет по траве, сливаясь с местностью. На нем надета пятнистая форма вежливого человека, на лице балаклава, на голове бандана, в руке стеклорез, за спиной — новейший автомат «Воевода» с непредсказуемой траекторией полета пули. Поравнявшись со стеной дома, он одним движением стеклореза вскрывает окно и рыбкой ныряет внутрь.
— Я хочу, чтобы у украинцев взорвали все энергоблоки, чтоб они все умерли, — бормочет он голосом актера театра и кино Охлобыстина. — Ничего, кроме извращений и проклятий, хохлов не интересует, желчь и голубизна — их флаг.
— Что ты там п…здишь, биомать? — каркает рация в ухе почтальона.
— Ничего, товарищ майор, — говорит Печкин скороговоркой. — Я вошел. По оперативным данным, гроб они спрятали в подполе. Прогнозирую найти в нем множество единиц огнестрельного оружия и взрывчатки для теракта на Керченском мосту.
— Завали хлебало и работай, — говорит товарищ майор уже спокойнее. — Если что, подорвешься на гранате и скажешь, что это за пацанов.
Спустившись на цыпочках в подпол, Печкин оказывается в полной темноте. Включив новейший российский прибор ночного видения «Авангард» с непредсказуемой картинкой, почтальон обнаруживает гроб и со счастливой улыбкой открывает крышку.
Из гроба с душераздирающим нявом выпрыгивает Матроскин и перегрызает ему горло. Прибор «Авангард» ломается. Дальнейшее насыщение Матроскина происходит наощупь.
***
Наступает осень. На улице холодно, в окно барабанят ледяные капли дождя. Дядя Федор с серым лицом и обкусанной шеей лежит под одеялом посреди горницы, подмышкой у него торчит градусник, который показывает 26 и 6.
— Мозги, — хрипло говорит Дядя Федор. — Свежие мозги.
— Вот они, пожалуйста, — отвечает Матроскин и, сбегав к холодильнику, начинает кормить его с ложечки. — Ты кушай, не стесняйся, у меня еще консервации полный подпол. Веришь, я тебя как в первый раз увидел, так сразу понял — не буду есть тебя, товарищем сделаю, будем вместе зимовать.
— Хороший ты все-таки кот, — бледно улыбается Дядя Федор.
— Подумаешь, — мурлычет Матроскин, — я еще и из автомата строчить умею.
Раздаются гулкие удары в дверь.
— Кто там? — недовольно спрашивает Матроскин.
— Свои, — отвечает ему мужской голос.
— Свои в такую погоду дома сидят, Киселева смотрят, — говорит Матроскин. — Не буду двери открывать.
— Открой, — тихо говорит Дядя Федор. — Это мои мама и папа приехали.
— Ну, мама-то навряд ли, — бормочет Матроскин, но открывает.
Входит папа.
— Служу России, сынок, — тепло здоровается он и с порога начинает тараторить: — Ты, наверное, беспокоился за меня, так зря, знай же, что я работаю в ФСБ под прикрытием, и ходил в подпольный Меджлис, чтобы вывести его на чистую воду и разоблачить крупный теракт, а сыр их проклятый я всегда выплевывал…
Матроскин молча сбивает папу с ног и выедает ему печень.
— Хороший был человек, — сообщает он. — Прямо фуа-гра ходячая.
— И мне кусочек, — слабым голосом говорит Дядя Федор, глотая слюну. — За Россию, за Путина.
— За Путина, дай бог ему здоровья, — эхом отзывается Матроскин и суеверно стучит кулаком по столу.
— Кто там? — неожиданно спрашивает влетевший в форточку галчонок.
Матроскин бросает на него гордый взгляд, исполненный вяличия.
— Это я, — просто говорит он.
Василий Рыбников / УНИАН
