К своему стыду, совсем недавно мне довелось узнать подробности биографии чешской правозащитницы и политика Милады Гораковой, – пишет Олег Шама для Нового времени. – До Второй мировой войны она была известным интеллектуалом и представляла Чехословакию на международных женских форумах. Когда ее страну проглотил Третий рейх, Горакову как участницу сопротивления, нацисты бросили в лагерь в Терезине, а затем в тюрьму в Дрездене. До конца войны.
После разгрома Гитлера Горакова вошла в парламент своей страны и вернулась к довоенным делам. Но в феврале 1948 года после правительственного переворота при поддержке Москвы власть в Чехословакии взяли коммунисты. Президентом страны стал их лидер, фанатичный сталинист Клемент Готвальд.
Горакову и еще 13 ее коллег вскоре арестовали за пропаганду буржуазного национализма, а по ходу разбирательства обвинили еще и в организации теракта против нового руководства. В июне 1950-го ее и еще трех человек, проходивших по делу, суд приговорил к смертной казни. Возмущение мирового сообщества, личные обращения к официальной Праге Альберта Эйнштейна, Уинстона Черчилля, Элеоноры Рузвельт чешские коммунисты помножили на ноль. Горакову вскоре повесили в тюрьме Панкрац.
Что же, не приходится удивляться, когда речь идет о сталинских принципах борьбы с оппозицией. Удивляет другое. Когда Чехословакия распрощалась с коммунизмом в 1989 году, страна, кроме прочего, взялась за люстрацию. Настоящую.
Оказалось, что государственный обвинитель по делу Гораковой – Людмила Брожова-Поледнова – живет, здравствует и получает неплохую пенсию. В 2007 году, когда бывшей прокурорше было уже 86 лет, Пражский городской суд приговорил ее к восьми годам лишения свободы. В стране разгорелась дискуссия – гуманно ли это? Верховный суд счел, что не совсем, и сократил срок до шести лет. Отбывать наказание Брожову-Поледнову, которая заявила о своей правоте в далеком 1950-м, отправили в тот же Панкратц. Через три года президент Клаус помиловал прокуроршу.
Революционная бесчеловечная кровожадность, скажете? Возможно. Может быть, хватило бы публичного порицания. Но ведь наказание определяется нанесенным ущербом. А тот рубец, который оставили коммунисты на национальной памяти чехов, со стороны оценить едва ли возможно.
Зато мы точно можем оценить плоды жизни кремлевского кума в Украине. Он снова нарисовался на новостном горизонте в свете дела Владимира Рубана. И пусть оно сколь угодно окажется преувеличенным или даже придуманным. Все равно никого не удивляет тень кума Путина в этой истории.
Он пережил все возможные люстрации. И, кажется, они для него – чешские народные сказки.
В университетах меня учили смотреть на события и людей хотя бы с двух разных точек. Но этот персонаж, как ни крути, – однолик.
Сначала темники для СМИ от администрации президента Кучмы. В 2002-м журналисты Андрей Шевченко и Роман Скрыпин показали их в парламенте. Скандал. А с него – как с гуся вода.
Затем президентские выборы 2004-го, таинственный сервер, контролировавший подсчет голосов, фальшивые бюллетени-«печеньки». И снова все дороги ведут туда же.
На время он залег на дно, но всплыл в комментариях, претендующих на компетентность, как советник по газовым вопросам во втором правительстве Тимошенко. Как-то даже похвально это выглядело одно время. Но вспомните, чем закончилось то противостояние с Кремлем для бюджета Украины, да и для самой Тимошенко.
Теперь – минские разговоры и обмен пленными, в которых задействован кум. Да хоть сам черт! Лишь бы это было на пользу. Но видно же, что его польза здесь весьма гомеопатическая. И неслучайно пришло в голову именно это сравнение. Недавно эту отрасль медицины признали лженаучной, и цель ее была – выкачивание денег из больных.
И снова, как и во всех предыдущих историях, – он там как бы есть, но их-там-нет. Известная железобетонная тактика. А ведь кумовских достижений достаточно, чтобы его имя вообще не упоминалось. Хотя он – не Воландеморт. Скорее – Герострат.
Когда во время последней нашей революции, кум начал изливать душу в YouTube, мне подумалось, неужели станет каяться. Куда там! О своем адвокатстве на суде над Василием Стусом он уверил: в то время другой защиты быть не могло.
Вот смотришь на таких людей, и думаешь, где у них категорический императив, в простонародье называемый совестью? Где-то же должен быть? Но скорее всего, он у них настолько индивидуален, что тоже имеет свою стоимость. Товарную.
И какая бы польза не мнилась бы нам от таких кумовьев, они даже у последней черты всегда выпустят свою парфянскую стрелу. Хотя для этого персонажа – это, наверное, слишком благородная метафора.
