Константин Райкин прославился в советском кинематографе буффонадной ролью Труффальдино – комичного пройдохи, умудрявшегося обслуживать сразу двух враждовавших между собой аристократов. Пожалуй, эта роль из эпохи райкинской юности, когда он и Райкиным-то еще не был, а был сыном того самого, настоящего Райкина – удивительная иллюстрация того, как маска может подходить лицедею, быть, что называется, впору. Потому что вся творческая (и личная) биография Константина Райкина – это биография Труффальдино. Просто в свете скандала со срывом концерта в Одессе, да еще на фоне очередной перепалки Константина Аркадьевича с другим выдающимся деятелем российской культуры Владимиром Мединским, это свойство характера стало очевидным даже для тех, кто за Райкиным никогда особо не следил. Ну невозможно услужить двум господам одновременно!
Самое интересное в одесском концерте даже не в самом факте скандала, даже не в самом бегстве Райкина со сцены после сакраментального вопроса «чей Крым?», а просто в проведении украинских гастролей. Райкин приехал не только в Одессу, но и в Киев, и в Днепр. В последних двух городах концерты прошли без эксцессов не из особой любви к Райкину, а потому что своеобразная московская культура с ее поэтическими вечерами и готовностью читать старые стихи, чтобы призвать к ответу новых тиранов, давно уже стала чужой для жителей этих украинских городов. Выступления Райкина были скорее маргинальным, мало кому интересным событием – и поэтому никто не интересовался у руководителя «Сатирикона», чей все-таки Крым.
Но в Одессе притяжение московских знаменитостей все еще велико, многие жители портового города живут его вымышленным прошлым, которое Одесса умеет и любит поставлять на экспорт. Райкин здесь не чужой, и поэтому его приезд не мог пройти незамеченным. Именно потому, что в Одессе к приезду заезжей звезды отнеслись с куда большим вниманием, здесь концерт и сорвали.
Но почему Райкин вообще приезжает в Украину, хотя и не воспринимает эту страну со всеми ее проблемами всерьез? Ведь в его нашумевшем интервью, неожиданно появившемся в сети аккурат перед украинскими концертами, речь идет не только о той части натуры артиста, которая возрадовалась оккупации Крыма. А еще и об испуге, который испытал Райкин, узнав, что Россия не будет – внимание, не будет – вмешиваться в украинские дела и оставит на произвол судьбы и «русских людей» в Украине, и «русский город Севастополь». То есть страх оставил Константина Аркадьевича только тогда, когда оказалось, что Путин лжет, что Россия готова вмешаться и защитить и русских людей, и русский город. Ясная и честная позиция, выражающаяся в хрестоматийном призыве «Путин, введи войска!». Только зачем потом, после появления этих войск, приезжать с гастролями? Только из-за жадности, из-за желания заработать лишние гонорары?
Не думаю. Главное все же – это натура Труффальдино. Калягин, Табаков и прочие лукавые царедворцы советского театра и кино, давно изменившие собственной чести, но никогда не изменявшие власти, и не подумают ехать в Киев или Одессу. Они служат одному господину – тому, кто на данный момент в Кремле. Служат не за страх, а за обеспечение. За театры, награды, за разрешение фрондировать, когда предоставляется возможность. А Райкин хочет служить двум господам. Он хочет показать, что может выступить и в Киеве, и в Москве – и никого не обидеть, всем быть приятным. Если бы не его проговорка в интервью провинциальным журналистам, если бы он не сказал, что думает на самом деле, у него все получилось бы. Он никогда не ответил бы на вопрос «чей Крым?» и не подписал бы ни одного коллективного письма. Это тоже стиль, бессмертный стиль советской интеллигенции, перенесенный в XXI век: кто-то подписывает, кто-то протестует, а кто-то гордо отмалчивается и читает Мандельштама, когда разрешат.
То же самое происходит в конфликте с Мединским. Большая часть коллег Райкина никогда не пойдет на открытый конфликт со всесильным министром культуры, передающим разнообразным инженерам человеческих душ монаршую волю. Но Райкин идет на риск – потому что апеллирует прямо к престолу, напоминает о наградах, которые вручал ему лично Владимир Владимирович Путин. Формула о хорошем царе и плохих боярах стара как мир – но она работает. И никто не сказал, что не сработает и на этот раз. Райкин не переходит границы ведомственного конфликта, и это позволяет ему решить самую главную задачу своего существования в российском искусстве – оставаться для власти «своим», при этом быть порядочным и неравнодушным для тех, кто своей путинскую власть не считает.
Это непростая задача, которая требует чудовищных нравственных компромиссов с самим собой. Первый такой компромисс я запомнил на всю жизнь – когда в одном из интервью Константина Райкина прочитал о полученном им русском воспитании, о том, что его растили русским человеком. Я не знаком с этим Райкиным, но имел честь знать того, настоящего. Аркадий Исаакович родился, я бы сказал, в классической еврейской семье и до последних лет жизни гордился своими корнями. Он, конечно, эти корни не афишировал (впрочем, о них и так все знали), но они были для него важны. При всем своем желании Аркадий Исаакович и Руфь Марковна не могли воспитать своих детей русскими – и в этом нет ничего зазорного. Быть евреем стыдно только тогда, когда хочешь понравиться тем, кто не желает ничего знать о тебе настоящем. Когда хочешь быть слугой двух господ.
Мне скажут, что в жизни Аркадия Исааковича было не меньше, а то и больше моральных компромиссов, чем в жизни его сына и наследника. Не буду с этим спорить. Аркадий Райкин жил во времена людоедов и отчаянно не хотел быть ими съеденным, напротив, пытался защититься от них и защитить того маленького человека, которому давал несколько минут надежды и смелости своим искусством. Константина Райкина никто не заставляет жить так, как он живет. Он Труффальдино по привычке.
Виталий Портников / Грани.ру
