К концу недели в начатую Киевом и подхваченную Москвой дискуссию о миротворцах на Донбассе включились Вашингтон, Париж и Берлин. Причем выступили они как команда поддержки Украины – по крайней мере, публично. Между тем, Петр Порошенко в ходе своего выступления в Раде еще раз очертил украинскую позицию, которая выражалась на протяжении этих дней, пишет Алексей Кафтан для Деловой столицы.
Напомним, в понедельник представитель президента в Верховной Раде нардеп Ирина Луценко заявила, что в законопроект о реинтеграции Донбасса осталось внести несколько завершающих штрихов. Один из них – о миротворческой миссии. Взгляд Киева на этот вопрос на Генассамблее ООН, которая пройдет в этом месяце, представит президент Порошенко. Пока же, по словам Ирины Луценко, на рассмотрении три варианта: полицейская миссия ОБСЕ, полицейская миссия ЕС и миротворцы ООН.
Но возможность реализации первых двух в силу ряда причин сомнительна. Опыт работы наблюдательной миссии ОБСЕ на Донбассе вызывает сомнения в способности этой организации соблюдать нейтралитет. Миссия ЕС, возможно, была бы для нас даже предпочтительнее, чем миротворцы ООН, но едва ли Москва даст добро на размещение в ОРДЛО контингента, на который она вообще не сможет как-то влиять. Остаются, таким образом, миротворцы ООН. Вариант этот во всех смыслах компромиссный. И за условия этого компромисса развернется борьба.
По основным параметрам такой вариант обоюдно приемлем. Киев получает третьего, экстерриториального игрока, разделяющего стороны. Москва, с учетом права вето в СБ, сохраняет некоторый контроль над ситуацией и получает одновременно возможность отступления с сохранением лица. Либо, напротив, консервирования ситуации с использованием миротворцев и под прикрытием мандата ООН. Кроме того, в ходе формирования миссии Кремль имеет самые широкие возможности влияния на ее полномочия и состав.
Некоторую ясность в российские планы вносят два заявления, сделанных Владимиром Путиным на пресс-конференции по итогам саммита БРИКС. Первое – о том, что Россия сама внесет проект резолюции о миротворцах, поскольку размещение сил ООН, обеспечивающих безопасность миссии ОБСЕ на Донбассе, пойдет на пользу «решению проблемы на юго-востоке Украины». Второе – о поставках США летального вооружения Украине, которые якобы могут вызвать обострение боевых действий на Донбассе. И даже – внимание – способствовать распространению конфликта на другие регионы, что является уже прямой угрозой.
Иными словами, Путин прямо заявил, что Россия не намерена отказываться от военного присутствия на украинской территории и не оставит без поддержки своих миньонов из ОРДЛО. А в этом случае Кремлю не улыбается открытие ленд-лиза для Украины, которое может существенно повысить его издержки – и военные, и экономические, и политические. Рост потерь, как в живой силе, так и в военном имуществе приведет к увеличению расходов на содержание дислоцированных в ОРДЛО корпусов, что чревато как новой волной санкций, так и рейтинговыми потерями внутри РФ, особенно нежелательными накануне президентских выборов. И Москва вполне может сыграть на упреждение, пойдя на эскалацию конфликта и на расширение его географии.
Причем не конкретная, но прозрачная угроза о расширении зоны конфликта означает, что ответом Кремля на вооружение Украины Белым домом станут поставки российского оружия и раскачка ситуации в других нервных узлах планеты, будь то Афганистан (куда и так идут караваны российского оружия), Ливия, Судан или Балканы. Проще говоря, через ОРДЛО «гуманитарные конвои» начнут отправляться и по другим горячим точкам. И пусть это торжество модальности в путинской речи не вводит в заблуждение: за всеми «возможно» и «могут» кроется намерение действовать, а не оценка шансов. В общем, ВВП снизошел до личного предупреждения Вашингтону.
Можно обоснованно предположить, что в ООН будут конкурировать два проекта о миротворческой миссии, которые в общих чертах достаточно предсказуемы.
Российский проект будет предусматривать введение миротворцев только на линию соприкосновения сторон. Кроме того, Россия будет проталкивать в миротворцы удобный для нее, максимально приближенный к ОДБК контингент – казахско-беларусский, например.
Наконец, в процессе согласования ввода контингента с главарями ОРДЛО Россия попытается максимально повысить их статус как переговорщиков, связав его с Минским процессом. Последнее видно из недавнего заявления Захарченко о том, что ввод миротворцев необходимо соотносить с выполнением Минских соглашений. Причем за маневрами российского руководства отчетливо видно стремление уклоняться от формального признания РФ стороной конфликта.
Показательный ответ на это шулерство дал представитель Германии в ООН Мартин Шефер, заявивший о неприемлемости привлечения к переговорам о миротворцах сепаратистов.
Мотивы Москвы, стоящие за «внезапным» согласием вернуться к теме международного миротворчества – к тому же ограниченного – отнюдь не являются секретом. В конце концов, какой смысл охранять, как предлагает Путин, наблюдательную миссию ОБСЕ, если ее просто можно вооружить? Вряд ли можно подозревать Кремль в наивности – он всего лишь очертил планку своих ожиданий для предстоящего торга. Разумеется, предельно завышенную, согласно общему правилу дипломатии: хочешь малого – требуй многого. Поэтому, к слову, с такой легкостью озвученную Путиным концепцию с такой легкостью раскритиковали и в Берлине, и в Вашингтоне. Но то, что Париж, все более осваиваясь в роли переговорщика с неудобными собеседниками, отрядил в Москву министра иностранных дел Жан-Ива ле Дриана, свидетельствует о том, что обсуждать в принципе вопрос с россиянами все же готовы. При этом, разумеется, остается вероятность, что демонстрацией готовности к диалогу Кремль лишь отсрочивает очередную волну санкций и тянет время в ожидании итогов федеральных выборов в Германии. На которых сюрпризы хоть и маловероятны, но все же возможны.
Логика Украины тоже понятна. Во-первых, взятие под контроль миротворцев не только линии соприкосновения, но и участка украинско-российской границы, в настоящее время не контролируемого Украиной – что вполне укладывается в Минские соглашения . К слову, Вашингтон и Берлин высказались в том же духе. По всей видимости, этот момент будет учтен и во франко-немецком предложении, над которым сейчас ведется работа.
Второй ключевой момент – максимальная вестернизация миротворческого контингента. Особенно желательно участие в нем Польши и стран Балтии.
В-третьих, минимизация, насколько это удастся, переговорного статуса Захарченко и Плотницкого. Обо всех этих моментах ясно заявил в своей речи Порошенко, причем здесь Запад демонстрирует похвальное единодушие в поддержке Украины.
При этом у России на руках есть козырный туз – право вето в СБ. Без крайней необходимости она на него не пойдет – российский проект ввода миротворцев и есть, по сути, попытка избежать очередного использования вето. Но загнанная в угол Москва использует и такой рычаг. Тем более что в Кремле явно обижены тем, что Путина не позвали на конференцию по поводу реформирования ООН.
Границу Россия не отдаст, это понятно. Но в этом случае можно ставить вопрос о том, что миссия ОБСЕ вводится не для закрепления выполнения Минских соглашений, а вместо них. Поскольку соглашения оказались невыполнимыми – вот же – в части контроля над границей.
В общем, есть риск, что и российский проект, и альтернативные ему украинский с европейским (если это не будет результат совместной работы) будут заблокированы на уровне Совбеза, а исход боданий на уровне Генассамблеи трудноуправляем и слабопредсказуем. Голосующие там обычно не прочь поторговаться за собственные интересы.
Но, предположим, сенсация таки случилась: какой-то из проектов все же взят за основу. Это, в общем, не невозможно, учитывая, что обламывание российских хотелок отнюдь не снимает требований европейских умиротворителей к Киеву. С другой стороны, уход в глухую несознанку не сулит Москве ничего кроме увеличения издержек. Демонстрация готовности сотрудничать выглядит предпочтительнее – тем более что в Кремле прекрасно знают: ничто так не портит здравую идею, как ее реализация. В конце концов, процесс может затягиваться, глохнуть и сталкиваться с непредвиденными трудностями до бесконечности.
Что может получиться на выходе?
Контингент миротворцев, и к этому надо быть готовым, вероятно, будет компромиссным. Здесь, к слову, стоит подумать о том, чтобы привлечь в миротворцы Молдову и Грузию, у которых есть сходные проблемы.
За переговорный статус главарей ОРДЛО в ходе согласования ввода миротворцев будет идти сложная борьба. Снижать его можно, торпедируя уже ненужные Минские соглашения, а формальный повод для этого даст отказ России – прямой или косвенный – передать под контроль миротворцев участок украинско-российской границы, в настоящее время контролируемый ОРДЛО.
В сухом осадке мы неизбежно получим консервацию ситуации. Просто потому, что ввод миротворческих сил ООН – это практически всегда «акцизная марка» на замороженном конфликте. И нередко – путь к «цивилизованному разводу».
Итак, нам сегодня нужно создать условия, чтобы незадачливый «аборт Новороссии» был нарывом и источником затрат и неприятностей не только и не столько для Украины, сколько для России. Это, в отличие от немедленного возврата оккупированных территорий, вполне возможно в принципе. Но для реализации такой стратегии она должна быть разработана и доведена до конкретного плана мероприятий. Подробный разбор того, что можно сделать, признав, что ситуация переходит в долгоиграющую фазу, и минимизировав военные риски с помощью миротворцев — тема отдельной статьи. Но сделать можно многое. При условии, разумеется, жестко-прагматичного подхода: временно оккупированные территории будут либо украинскими, либо безлюдными.
И, наконец, последнее. В нынешних условиях такая консервация ситуации выгодна Украине. Потому что возвращение ОРДЛО сегодня, «здесь и сейчас», означает расходы, к которым Украина не готова. Независимо от того, какой будет концепция восстановления этих территорий. И, кстати, а где она, эта концепция? Если нам сегодня вернут захваченное – что мы с ним будем делать? Здесь нужны весьма конкретные и жесткие планы с подготовленными для их реализации структурами – где они?
Иными словами, нам нужно быть психологически готовыми к гибкому восприятию ситуации вокруг ОРДЛО и к дискуссии в ООН. Без криков о зраде, но с пониманием того, что борьба будет долгой и сложной. Что о прямом возврате нет и речи. Что причинение максимального ущерба России – всеми возможными способами – сегодня, в немедленной перспективе для нас даже важнее, чем возврат территорий. И, наконец, нужно проникнуться пониманием того, что первый и важнейший залог победы – хорошее стратегическое планирование, опирающееся на предельный прагматизм.
Нам всем, отнюдь не одним только дипломатам, готовящимся к схватке в ООН, нужно постигать искусство возможного.
