Это противоречие проявляется как в официальных выступлениях по поводу разворачивающейся катастрофы, так и в реакции общества на нее. Например, безудержная патриотическая мобилизация продолжается под предлогом сохранения нормальной жизни, – пишет Павел Баев для The Jamestown Foundation (перевод – Новое время). – Аналогичным образом, существует контраст между кульминационной интенсивностью официальной пропаганды и войной (по-прежнему называемой «специальной военной операцией»), которая, якобы, идет по плану. Наконец, суровые репрессии послужили острасткой антивоенным протестам, но преобладающее отношение россиян — от смешения до безразличия, а не активная поддержка жестокой агрессии страны против своего соседа. В итоге — ни истерический барабанный бой, ни циничное отрешенное погружение в собственные дела не могут продолжаться долго. А приближающееся празднование Дня Победы 9 мая может обозначить момент, когда позиция «ни войны, ни мира» приобретает более определенно односторонний и, возможно, более опасный характер.
Для президента Владимира Путина этот традиционный праздник стал сакральным зрелищем. С годами он превратил день памяти о великой жертве советского народа в торжество превосходства военной мощи России. Выступая на прошлой неделе в Санкт-Петербурге, он сделал преамбулу к предстоящему милитаристскому празднеству — подтвердил обещание достичь всех целей «спецоперации» в Украине и пригрозил нанести «молниеносный превентивный контрудар» по неназванным внешним силам, пытающимся воспрепятствовать интервенции России.
Эта угроза слегка превосходила его предыдущие предупреждения Западу о «невиданных ранее последствиях», но на этот раз она была подкреплена выраженной готовностью использовать «инструменты, которыми никто не может похвастаться». Указание на ядерный потенциал является прозрачным намеком в этих словах, но на самом деле перешагнуть через ядерный порог — это выбор с высокой степенью риска. Тем не менее, бряцание оружием может быть проще, чем более традиционная альтернатива: назвать войну войной и объявить для победы в ней всеобщую мобилизацию.
Мобилизация действительно необходима для поддержания военных операций высокой интенсивности, но даже ограниченный дополнительный набор и возможное использование принужденных резервистов влетит в копейку. Правительство изо всех сил пытается свести к минимуму масштабы ущерба, вызванного санкциями и сокращением нескольких цепочек поставок, но, по-видимому, оно не может придумать лучшего сценария, чем сверхглубокая рецессия, которая продлится не менее двух лет.
Условия предотвращения экономического коллапса требуют устойчивого притока нефтедоходов, но Кремль твердо настроен на использование Газпрома как «энергетического оружия» против, пожалуй, зависимой от газа Европы, а каждый случай шантажа побуждает Евросоюз к дальнейшим действиям по сокращению потребления российских углеводородов. Тем временем банда «силовиков» в свите Путина требует более жесткого централизованного контроля над активами и денежными потоками, приватизированных квазилояльными олигархами, которые сейчас глубоко расстроены санкциями. Примером тому — Николай Патрушев, многолетний секретарь Совбеза РФ, позиционирующий себя как поборник дела экономической военной мобилизации. Путин внимательно относится к этим требованиям, но также настороженно относится к углубляющемуся недовольству многих групп элит, которые охотно копируют ура-патриотическую риторику, но им ненавистны представления о реальной «жертве».
Подозрения о возможном саботаже приказов о мобилизации коррумпированной бюрократией и недовольным населением возвращают Путина к ядерному варианту. В публичных дискуссиях это больше не рассматривается как катастрофическое и немыслимое, скорее, это часто воспринимается как выгодное для России, особенно как способ оказания давления на европейских соседей. Недавнее испытание межконтинентальной баллистической ракеты Сармат освещалось с максимальным пропагандистским размахом. Ракета еще не поступила в производство, но сам этот факт играет на руку укреплению позиции России в плане сдерживания по отношению к США.
Россия традиционно умолчала о нестратегических ядерных вооружениях, многие сотни которых в течение 30 лет хранятся на десятке специально отведенных складов. И все же упоминание Путиным о готовых к применению «инструментах» может указывать на намерение вывести эти спящие боеголовки и передислоцировать их ближе к их системам доставки. Риск технических сбоев и человеческих ошибок, сопровождающих такую тактическую переналадку, неизбежно будет высоким, и каждая возможная авария может повысить риск случайного ядерного обмена, как утверждают многие блогеры в российских социальных сетях. Тем не менее, существуют еще более глубокие опасения относительно непостижимых намерений Путина провести демонстрацию ядерной силы.
Необходимость изучения таких вариантов приводит многих основных экспертов к выводу, что внешняя политика России зашла в печальный тупик. Голоса, которые до недавнего времени оптимистично вещали о том, что Россия, проецируя силу, утверждает свой статус великой державы, начали сетовать на ущерб, нанесенный этому статусу ненужной войной в Украине.
Несмотря на подавление независимых медиа-платформ, авторитетные аналитические центры публикуют трезвые анализы возможных исходов конфликта (ни один из которых не дает России каких-либо выгод или преимуществ). Возможно, самым удивительным было выраженное мнение о том, что членство Украины в ЕС может отвечать интересам безопасности России. Видимое распространение таких мнений за пределами ведущих государственных пропагандистских каналов свидетельствует о растущем недовольстве ходом и последствиями войны в некоторых сегментах путинской элиты — даже если при этом патриотическая барабанная дробь звучит нон-стоп.
Путин настаивает на том, что Россия была вынуждена начать «специальную военную операцию», чтобы противостоять прямой угрозе своей безопасности со стороны Украины. Но этот аргумент, как бы часто он ни повторялся, уже бессмысленный. Война, очевидно, была выбором и делом самого Путина. Военный тупик на Донбассе и надвигающаяся перспектива поражения, приводят Путина к необходимости эскалации. Даже для того, чтобы удержать оккупированные территории, на которых ведется тяжелая борьба, потребуется значительно увеличить объем материальных и человеческих ресурсов, что, в свою очередь, потребует всеобщей мобилизации.
Этот шаг означал бы план эскалации, но Кремль никак не может знать, примет ли это российское общество. В этом контексте, ядерный вариант может показаться предпочтительным, при условии, что верхушка Путина на это согласится, цепочка командования не прервется, а Запад фактически отступит. В любом случае, Путин не доверяет ни своим генералам, ни олигархам, поэтому он будет стараться опередить их, прежде чем они смогут коллективно решить подорвать его власть.
