5 октября лидер белорусской оппозиции Светлана Тихановская заявила, что хотела бы встретиться с президентом России Владимиром Путиным, чтобы понять, почему он поддерживает Александра Лукашенко. Двумя днями позже Тихановскую объявили в розыск на территории России, что можно считать своеобразным ответом Кремля на ее предложение о встрече.
Тот факт, что представители либеральной оппозиции в постсоветских странах пытаются договориться с Москвой, не должен удивлять. Даже если не принимать во внимание связей ряда белорусских оппозиционных кандидатов с Кремлем, очевидно, что мало какой потенциальный лидер сравнительно небольшой страны, граничащей с Россией и экономически зависимой от нее, рискнет бросить вызов своенравному и воинственному соседу – особенно учитывая идиосинкразию Кремля к цветным революциям и его паталогически агрессивную реакцию на украинский Майдан.
Тихановская же, став символом протеста, тем не менее, никогда не была профессиональным политиком, и с самого начала было понятно, что четкой программы, тем более во внешнеполитических вопросах, у нее нет. Так что ее попытки «усидеть на двух стульях» и поговорить (фактически – договориться) с Путиным были вполне ожидаемы. Странным в этой ситуации, скорее, является то, насколько резко и демонстративно они были отвергнуты Россией.
По лекалам спецопераций
Вообще, тактически Москва в «ближнем» зарубежье традиционно действует так же, как и в «дальнем» – то есть в режиме спецопераций. По сути, это единственный подход, близкий и понятный чекистскому сознанию, носителями которого являются и сам Владимир Путин, и его ближайшее окружение. Не сумев создать привлекательной для соседних государств модели развития и, как следствие, терпя неудачи в реализации интеграционных проектов под своим патронатом, Кремль окончательно сделал ставку на политтехнологии и манипуляции политическими процессами в других странах. Как установил британский центр «Досье» в своем расследовании российского вмешательства в дела соседей, методы ответственного за эти манипуляции генерала разведки Владимира Чернова мало чем отличаются от наработанных им в годы оперативной деятельности. Это поиск источников, сбор и анализ информации, негласные спецмероприятия, работа с агентами влияния и контрпропаганда.
Основными методами распространения российского влияния являются подкуп политиков и их шантаж, в первую очередь – нефтегазовый. Помимо этого, Москва активно использует связи по линии спецслужб и военных, и, разумеется, пропаганду. Важно помнить, что в чекистском сознании люди и нации предстают не как субъекты, а как объекты воздействия, не обладающие собственной волей. Отсюда следует и соответствующее отношение к подобным объектам: их можно подкупить, запугать и, наконец, устранить.
Соответственно, Москва в своих играх никогда не брала в расчет общественные настроения, считая, что их можно с легкостью сформировать искусственно под конкретную задачу. Именно поэтому Кремль не пытался всерьез работать с обществом, делая ставку на отдельных политиков, уязвимых к подкупу или шантажу. Ввиду этих установок «мягкая сила» России использовалась, в основном, для дискредитации Запада и связанных с ним фигур, а также попыток привести к власти своих ставленников.
Разочарование в «сложной игре»
Но даже в рамках этого довольно недальновидного подхода Москва, казалось, научилась проявлять некоторую гибкость. В Кыргызстане, к примеру, Кремль поддержал условно пророссийскую революцию 2010 г., приведшую к власти Розу Отунбаеву. Пять лет спустя эксперты прямо указывали, что дестабилизация соседних стран является элементом новой российской геостратегии, призванным вытеснить из региона иных игроков и сделать руководство раздираемых противоречиями государств более зависимым от Москвы. Подчеркнем, что речь шла не о наказании «нелояльных» государств вроде Украины, а о так называемой «превентивной дестабилизации», казалось бы, вполне лояльных Москве стран.
Более того, несмотря на «брутальный» характер современного российского подхода, кремлевским политтехнологам удавалось в некоторых случаях играть довольно тонко. К примеру, армянская революция 2018 года не вызвала столь негативной реакции в российской пропаганде и официальном дискурсе, как украинский Майдан. В этот раз Кремль не стал грубо вмешиваться в события в соседней стране, и напротив, попытался «договориться» с новой властью.
Однако сегодня заметно, что Москва начала демонстрировать по-настоящему паническую реакцию на любые протестные мероприятия «по периметру», в том числе никак не связанные с российской тематикой. Складывается впечатление, что сложные игры вроде попыток «перехвата» революции уходят в прошлое. Опыт заигрывания с разными политическими силами явно не удовлетворил амбиции Кремля. В самом деле, даже поддерживая добрососедские отношения с Россией, лидеры соседних стран все чаще посматривали на Запад или Китай, и неизбежно грешили «многовекторностью», которая в последние годы окончательно стала восприниматься в Москве не иначе, как предательство. Это, к слову, весьма ярко просматривается из недавно опубликованных донесений на Пашиняна российской агентуры в Армении.
Издержки паранойи
В итоге параноидальное желание Путина любой ценой остаться у власти в совокупности с обострившимися фобиями перед революциями и желанием полностью контролировать соседние страны вывело на первое место главный критерий, на который он стал делать ставку – абсолютная сервильность. Именно это, похоже, стало решающим фактором в решении Путина поддержать Александра Лукашенко, которое несло в себе множество издержек, явно осознаваемых Москвой. Заступившись за одиозного диктатора, Россия настроила против себя большую часть белорусского общества и вновь вызвала на себя гнев Запада.
Кроме того, Лукашенко уже не раз проявил себя как крайне ненадежный партнер, одновременно демонстрирующий лояльность к России и пытающийся «продать» себя на Запад в качестве «гаранта защиты Беларуси от российской угрозы». Однако тот факт, что отвергнутый Западом и собственным обществом «Батька» стал гораздо более зависимым от Москвы, перевешивает в понимании Кремля все перечисленные минусы.
Объявление Тихановской в розыск явлется сигналом, что от тонкостей «большой игры» Кремль переходит к грубой и примитивной «диктаторской солидарности», при которой возможность подавлять революции и контролировать сколь угодно токсичного «дружественного диктатора» становится важнее, чем риск настроить против себя население и часть элит всех соседних стран.
Более того, катастрофическое падение рейтинга делает его даже более надежным союзником в глазах Кремля, поскольку такому правителю просто некуда деваться, кроме объятий Москвы. Что касается недовольных граждан, в России давно пришли к выводу, что репрессии и запугивание – гораздо более действенный инструмент управления массами, чем ставка на народную любовь.
Этот доведенный до предела макиавеллизм в полной мере отразился как в восприятии новой кыргызской революции как абсолютного зла (по крайней мере, на уровне пропаганды), так и в отношениях даже с давними союзниками вроде Сербии. Так, попытки президента страны Александра Вучича договориться с США и нормализовать отношения с Косово сразу же привели к международному скандалу, а штатные пропагандисты стали услужливо перечислять связи главы сербского правительства Аны Брнабич «с Госдепом и Рокфеллерами». На этом фоне не вызывает удивления, что у России остается все меньше союзников, а народы соседних государств все больше пытаются освободиться от удушающего имперского «братства».
Ксения Кириллова / Деловая столица
