понеділок, 25 листопада 2024 | ПРО ПРОЄКТ | КОНТАКТИ

Почему Владислав Сурков вспомнил о «пацанах» 23 февраля Интимные воспоминания Суркова про службу в Советской Армии раскрывают некоторые тайны его «тонкой» души

Помощник президента РФ Владислав Сурков по случаю 23 февраля поностальгировал о своей службе в армии, сказав, в частности, что дедовщину он воспринимал как незаконное, но совершенно естественное дело. «Сейчас я скажу, что это (дедовщина – ред.) незаконно. А тогда она воспринималась как совершенно естественное явление: если тридцать пацанов закрыли надолго в одной комнате, то по-другому-то как?», – сказал Сурков.

Разоткровенничался он в интервью для какого-то денеэровского СМИ, ссылку искать долго, да и не в том суть. Главное, что Суркову это нравилось, – от службы у него остались самые теплые воспоминания.

Хотя о подробностях он умолчал – мол, дело личное, «об этом не принято рассказывать тем, кто сам ее не прошел». Обмолвился только что много времени проводил на свежем воздухе. Бегали много, и в руках Сурков держал автомат, гранатомет, а также цинк с патронами и страшно неудобными ручками, а до армии не держал ничего тяжелее пивной кружки. Держать автомат и цинк с патронами с неудобными ручками Суркову тоже нравилось. Словом, налицо пасторальная идиллия, хотя и с элементами недоговоренности. Но поскольку Сурков – постоянный колумнист «Русского пионера», писатель, автор аж трех романов, вышедших под псевдонимом Натан Дубовицкий: «Околонуля», «Машинка и Велик» – Велик – это имя мальчика, если что, а не то что вы подумали и «Ультранормальность», причём последний роман написан специально для воспитания молодых штурмовиков-нашистов, то все недосказанное им мы без особых проблем восстановим из его творчества. Так, по одному зубу, молодецки выбитому в давней пещерной разборке, палеонтологи восстанавливают облик ископаемого примата.

Надо сказать, что примат, воссозданный из творчества Суркова – так себе, довольно примитивный. Все его идеи укладываются в тоску по простым отношениям сюзерена и вассала – или барина и холопа, в общем, таким, где сразу понятно кто сверху, а кто снизу, и от этой определенности обе стороны счастливы. Это строение возведено на фундаменте морального релятивизма и безграничного права сильного, как естественного проявления человеческой натуры. Тоска по утраченной простоте пронизывает всё творчество Суркова, причем привкус утраты ощущается совершенно отчетливо. В качестве гарнира добавлено немного самолюбования. Если же выжать всю воду, многозначительные намеки и закрученные фигуры речи, не нагруженные смыслом, то три романа можно уложить в три слова:  «Сила через радость». Кто не знает, так называлась в нацистской Германии политическая организация, занимавшаяся вопросами организации досуга населения Рейха. Организация входила в «Трудовой фронт» под руководством доктора Лея.

Воплощению этого принципа – «Сила через радость» – посвящена и деятельность Суркова в его нынешней должности духовного наставника нашистов. Конечно, доктор Лей умел организовать общенародную простоту удачнее, чем Сурков, – но с другой стороны в ведомстве Лея было не принято расхищать выделенные средства в таких масштабах, как в современной России.

Но вернемся к Суркову-юниору. Едва ли чеченские корни могли сыграть в его пользу в армии – с точки зрения призывников из Чечни он, безусловно, был русским, пусть и «с чеченским хвостом». Даже если в казарме на взвод – а это как раз «тридцать пацанов» и было чеченское землячество, он в него не вписывался никак. Русские же в армии всегда были мясом и перегноем, низшей кастой, не способной к самоорганизации, выживавшей по принципу «каждый за себя» и потому гнобимой всеми поодиночке.

Ничего приятного в дедовщине для психически здорового человека нет. Теплые воспоминания о ней может испытывать только садомазохист, бывший салага, которому сначала привили вкус к таким отношениям, сумевший затем «взявший своё», когда подошло время его призыва. На таком взаимном опускании была построена вся советская армия, и ровно те же отношения между старшими и младшими царили и в офицерской среде. Но Суркову это нравится. Сейчас.

Такая тоска по сильной руке обычно развивается у тех, кто научился находить удовольствие от пребывания внизу – нормальному человеку подобные отношения бывают неприятны независимо от той позиции, которую он может занять. А значит… А значит, остается один вариант. Двадцать девять хорошо прокачанных пацанов, большинство из которых служат дольше Суркова, что очень важно в такой иерархии, и молодой Сурков, оставленный наедине с ними. Ностальгически вспоминающий сейчас о милых пустячках, которые он, впрочем, не рискует озвучивать вслух.


Сергей Ильченко / Деловая столица
Поділіться цим