Методы, апробированные на голливудских магнатах, приходят на вооружение в политической борьбе. Что ж, самое время – общественное мнение разогрето сериалом про Харви Вайнштайна, отставкой сенатора Эла Франкена, случившейся как раз из-за обвинений в харрасменте, и, в наибольшей степени, десятками тысяч камингаутов под хэштегом #metoo. Грех было не воспользоваться, пишет Екатерина Щеткина для Деловой столицы.
«Мир после Вайнштейна», как утверждают американские медиа, уже никогда не будет таким, как прежде. А американский словарь выбирает словом года «феминизм» – ссылаясь, в частности, на #metoo. Отчего несколько коробит, потому что сексуальные домогательства хотелось бы рассматривать в контексте прав человека, а не идеологических доктрин. Но поскольку изменения в общественном сознании и правовом поле должен кто-то (или что-то) инспирировать, пускай будет «феминизм».
Женщины часто оказываются «естественными союзниками» ущемленных групп. Пролетариата в революционной России, например. Если помните, 8 марта стало «женским днем» в память о первом женском марше в Петербурге. «В поддержку пролетариата», -писали советские историки. А в США женщины представлялись «естественными союзниками» другой бесправной группы – черных.
Одно удручает в этой истории «естественных союзов»: союзники время от времени меняются, а женщины так и остаются в ущемленном статусе. Что-то в мире никак не желает меняться. И это «что-то» вполне может быть использовано для мобилизации протестной силы.
Первый пробный шар демократы запустили сразу, едва осознав, что проиграли. Им стал женский марш. Официально – против анонсированной Трампом реформы здравоохранения, а по риторике – против Трампа-женоненавистника. Следующей в череде «общественных беспорядков» — как по нотам – стала история с памятниками конфедератам, апеллирующая к исторической травме «черных».
А дальше был Харви Вайнштейн и тема харрасмента, раздутая со всем блеском, масштабом и драматизмом, на которые способен Голливуд. И можно было бы подумать, что голливудским девушкам действительно надоело пробивать себе дорогу к лучшим ролям и большим гонорарам «этим», если бы не ощущение, что истинной целью удара был не «всесильный Харви», а кое-кто другой, тоже «всесильный».
Вайнштейн очень удачно воплотил образ Белого Мужчины со всеми его отталкивающими чертами, особенно ярко проявляющимися в отношении к женщинам. И этот образ очень удачно перекликается с образом Трампа: Дональд однажды сказал, что «если вы звезда, женщины сделают вам что угодно», а Харви воплотил эту максиму на практике, показав, что женщины, даже если они сами звезды, сделают тебе что угодно, если в твоей власти дать им разгореться поярче. В общем, «все женщины продаются», как утверждал еще один не чуждый сценическому искусству Белый Мужчина.
Нам трудно понять – и поверить – в то, что такие вещи в США работают. Что образ Белого Мужчины там настолько токсичен. В США и вообще на Западе, в свою очередь, не понимают, почему не понимают у нас – в посттоталитарных странах, в которых выпуклые мужские качества где вовсе не развились, а где стали редкостью, потому что были выкошены войнами и террором. У Америки другие фантомы и другие травмы – у них своя Гражданская, которая также до сих пор еще не завершена. Да и мировые тренды туда же: постколониализм, низвергающий саибов и вскрывающий язвы, которые они нанесли традиционным культурам, постмаскулинность и даже постнаука — глобальная ревизия всех и всяческих достижений той цивилизации, которую построили Белые Мужчины.
Обратите внимание: все «злодеи» в этом спектакле – начиная с древнего старца Буша-старшего и заканчивая любимцем публики Кевином Спейси – белые мужчины, имеющие популярность, или власть, или деньги, или, по возможности, все перечисленное. И никто из них даже не пробует защищаться – все исправно приносят извинения, сожалеют, подают в отставку, а то и сразу лезут в петлю, чтобы не затягивать агонию.
Еще одна интересная деталь – все «факты биографии», обычно, лишены шокирующих подробностей. Исключение составляет только Вайнштейн – тут все по-голливудски откровенно и рейтинг задран до небес: мы знаем про его халат, ванну, массаж, те слова, которыми он объяснял жертве, что от нее требуется, и те действия, которые следовали за словами независимо от согласия жертвы. Все это вы можете спроецировать на прочие истории с Белыми Мужчинами, лишенными шокирующих подробностей: они вели и ведут себя точно так же. Они вообще «все одинаковые».
Не верите? Ознакомьтесь с #metoo. Там вы найдете великое разнообразие скверных историй, похожих, не похожих и совсем-совсем не похожих на голливудский сюжет. Злодеями тут оказываются и белые, и цветные – сексуальное насилие вовсе не прерогатива белой расы. Но это не изменит вашего отношения к Харви и присным. Напротив, истории конкретных травм будут поддерживать вас в таком эмоциональном тонусе, что вам в голову не придет разбираться в деталях. Особенно, если вы женщина и вам самой есть о чем вспомнить. Вы не испытаете ничего, кроме оправданного гнева и солидарности. И если перед вами есть тот, кому, наконец, можно воздать по заслугам, то пускай ответит за все страдания — и ваши, и подруг. А Голливуд – надо отдать ему должное – отлично умеет ковать образы, востребованные массовой аудиторией.
Демонизированный образ Белого Мужчины – завоевателя, собственника, эгоиста, капиталиста, насильника, рабовладельца – то оружие, которое демократы теперь запускают против своего «врага номер один». И вроде все как всегда – политический процесс под толстым слоем популизма — вот только высота градуса небывалая. Думаю, если бы на выборах победил не Трамп, а какой-то «системный» республиканец, демократы восприняли бы это всего лишь как политическое поражение. Победу же Трампа они восприняли как личное оскорбление.
В общем, не знаю, как «после Вайнштайна», но «после Трампа» мир уж точно не будет таким, как прежде. И не только Трамп будет тому виной.
За сюжетом о Вайнштайне скрывается уже не политическая интрига, не игра и даже не борьба – бои без правил. Сексуальные домогательства или скорее скрытые травмы женской части населения, стали знаменем политической борьбы демократов против хозяина Белого дома. Можно было бы считать это парадоксальным – ведь еще живо в памяти платье Моники Левински, и как Хилари, сцепив зубы, поддерживала Билла вместо того, чтобы поддерживать всех женщин доброй воли. Но сейчас речь уже даже не о Клинтон – в конце концов, она проиграла. Демократы громят Трампа, который воплощает все то, что для них является (или продвигается) как «враждебное»: Белого Мужчину с его непременными атрибутами – сексизмом, расизмом, непомерной любовью к наживе и власти.
Может ли месть женщин стать оружием мести демократов и может ли месть демократов превратиться в месть женщин? Повторение слова «месть» – очевидная и намеренная тавтология. Эмоции, апелляция к затаенным травмам и намек на то, как сладко может быть это блюдо, поданное холодным, – залог успеха этой истории. «Холодная война» полов крайне редко переходит в горячую стадию на публичном поле, а именно: это мы сейчас и наблюдаем.
Но, возможно, это что-то изменит в мире? Печать молчания, ложной стыдливости, страхов сломана, столько всего выплеснулось из потаенных глубин – обратно не затолкаешь. Бог с ними – с Вайнштейном, с Трампом, но «мир после #metoo» не должен, не может остаться таким, как прежде!
Что ж, мир после Вайнштена-Трампа наверняка изменится. Но повлияет ли это на «мир после #metoo»? На политических подмостках, возможно, правила игры станут несколько иными – и это ударит не только по республиканцам и, шире, не только по белым мужчинам.
Но вот ведь в чем беда: не в силах политиков ликвидировать проблему сексуальных домогательств, как можно было бы подумать, наблюдая за парадом отставок с вкраплениями самоубийств и километрами переснятых кадров кино с красноречивым названием «Все деньги мира», в котором не суждено было блеснуть Кевину Спейси. Начать с того, что само слово «домогательство» оказывается настолько расплывчатым, что каждый волен понимать под ним что угодно – от изнасилования до неудачной шутки. Что обеспечивает почти бесконечную широту маневра для манипуляции: «домогательство» Фэллона, который положил руку на колено журналистке (но не пошел дальше, не получив сигнала о согласии), оказывается в одном лексическом (а значит, смысловом и эмоциональном) поле с действиями негодяя, который подстерегает и тискает в темном переулке школьниц. Политическая спекуляция «домогательствами» затирает грань реальных страданий.
Но, может, так и надо? Будут бояться гладить по коленке или совершать «словесный харрасмент» — меньше станет и тех, кто подстерегает в переулках? Посадят Вайнштейна – меньше станет боссов, пропускающих сотрудниц «наверх» только через свою постель? В общем, правила игры можно поменять. Публичная политика – это всегда так или иначе манипуляция общественным мнением. Но при этом волей-неволей политики вынуждены хотя бы частично выполнять свои обещания и что-то менять в обществе и в правилах игры.
Как ни сомнительны эти предположения, за них можно было бы ухватиться. Но проблема в том, что в данном случае они апеллируют к базовым вещам, которые неподвластны воле политиков. Характерный момент: большинство обвинений в харрасменте не касается легального поля (кроме разве что истории с Вайнштейном, обвиненным в изнасиловании). Речь идет исключительно о моральной подоплеке, «непристойности», «домогательствах», но таких, которые не подпадают под действие Уголовного кодекса. Невозможно принять законы, по которым нельзя держать за коленку и делать двусмысленные намеки. Просто потому, что целая человеческая культура строится на сложных – в том числе игровых – стратегиях полового взаимодействия. Полностью табуировать сексуальность можно только в тоталитарном обществе, да и оно после этого долго не протянет – природу не обманешь.
Так что политиков апелляции к харрасменту ни к чему не обязывают. Зато это хороший способ сделать виноватыми всех. Каждого в любой момент можно выволочь под свет софитов и припомнить какую-нибудь коленку, ощупанную на университетском кампусе в глубоком подпитии. В этом и есть истинная цель игры: не ликвидировать харрасмент, а сделать каждого игрока уязвимым. И карать по мере необходимости.
Тут цели политиков и общественного движения со всей очевидностью расходятся. Цель политического спектакля — ритуальное жертвоприношение Белого Мужчины, в то время как цель феминистического движения, хотелось бы думать, — реальная защита женщин от насилия. И тут несовпадение целей может сыграть с феминистическим движением плохую шутку. Если апелляция к сексуальным домогательствам окажется эффективным методом политической борьбы, она войдет в арсенал политиков и вскоре будет профанирована популистами, как и многое-многое до нее. И тогда «мир после #metoo» станет миром, в котором тема сексуальных домогательство окажется обезвреженной. Где каждую миссис Смит, решившуюся защитить свое право на собственное тело, будут обвинять в манипуляции.
Что, конечно, ни в коем случае не является поводом оставить все как есть. Но этот разрыв между социальным движением женщин за изменения правил игры в обществе и политическими инструментами конкретных людей, для которых важна только победа над оппонентами, нужно иметь в виду. И не слишком на них рассчитывать. Чтобы получить преимущество в этой – поистине, мировой – войне, чтобы изменить ситуацию с харрасментом, имеющим характер обычая, нужно менять что-то не только (и не столько) в Голливуде и Белом доме, где все это так или иначе имеет характер пускай вонючего, но все же договора. А в Детройте, в Бруклине, в стивенкинговских литтл-роках с линчевскими твин-пиксами, рассеянными по бескрайним просторам Среднего Запада. В тех регионах, где Трамп получил свое неоспоримое большинство голосов — в патриархальных общинах, в которых женщины с детства учатся глотать «это» молча.
В общем, спасти рядовую миссис Смит, которая решилась на самый отчаянный поступок в своей жизни – написать #metoo – дело, за которое вряд ли возьмутся политики. Даже если они окажутся вовсе не Белыми Мужчинами. Так стоит ли подставлять им плечо? Или в данном случае коленку.
