Двадцать лет назад Джоан Роулинг подарила миру новые слова. Одним из них стало «крестражи» – магические предметы, которые дарят антигерою бессмертие. В мире Гарри Поттера в каждый из них была заключена частица души их создателя. До тех пор, пока крестражи целы – их автор неуязвим. Главный антигерой сказочной саги стал первым, кто решил не ограничиваться одним крестражем, пишет Павел Казарин для Крым.Реалии.
Хорошая литература ценна тем, что ее образы начинают жить самостоятельной жизнью. Любой политик, мечтающий о собственном политическом бессмертии, точно так же создает себе крестражи.
У Владимира Путина их несколько.
Первым его крестражем стала победа над сепаратизмом. Тем самым, что сопровождал все российские девяностые. Вторая чеченская война стала фактической предвыборной кампанией – на фоне отсутствующей номинальной. «Сильная рука» стала нанизывать страну на «вертикаль».
Вслед за замирением мятежной республики – отмена губернаторских выборов, изгнание региональных бояр из Совета Федерации и отмена самой «федерации» в пользу ультрацентрализованной системы. Борьбы с центробежностью – именно она стала легитимацией первого президентского срока Владимира Путина. Главным ответом на вопрос «почему он».
Вторым крестражем стал рост благосостояния. Нефтедоллары позволили заключить новый социальный договор, в рамках которого обыватель отказывался от своих политических прав. На второй чаше весов были зарплаты и ипотеки, «кредитный Фокус» и возможность отдыхать в Хургаде. Впервые за десятилетия российский гражданин окунулся в потребительство – то самое, которое до этого видел только по телевизору.
Бюргерство рождало аполитичность. Нефть дорожала, и ее брызги разлетались по стране. Власть в России впервые за долгое время обрела имидж той, что может наполнить холодильники и гардеробы. Консьюмеризм рождал лояльность, завтрашний день обретал горизонты, планирование вновь стало входить в моду. Легитимность второго срока Владимира Путина строилась именно на этом. Второй крестраж был создан.
Его инерция позволила провести рокировку. Регентство Дмитрия Медведева обеспечивалось не достоинствами преемника, а поддержкой первого лица. Следующие четыре года все спорили о том, где заканчивается один и начинается второй. В 2012-м эти споры стали бессмысленны. Владимир Путин вернулся.
Его третьим крестражем могла стать Олимпиада. Собственноручно проведенная и выигранная. Россия председательствовала в G8 и продавала нефть по $110. Создавала Таможенный союз и приручала европейский бизнес. Но все это показалось Кремлю недостаточным. На роль нового крестража был назначен Крым.
«Сакральная Корсунь» и «российская мекка», «вежливые люди» и «слава русского оружия». Изнанкой обложки стала война на Донбассе и борьба с инакомыслием. И то, и другое обыватель предпочел не заметить. Мечта об империи оказалась слишком сильным ментальным наркотиком. Осажденная крепость. Шагаем в ногу. Враг у ворот.
Каждый из этих трех крестражей – залог выживания того, кто их создал. И потому Кремль не рискует окрикнуть Рамзана Кадырова, который публично критикует Москву за ее позицию по Мьянме. Бросает в тюрьмы тех, кто называет Крым – Украиной. Продолжает на прямых линиях объяснять низкие зарплаты – перегибами на местах. Потому что в каждом из этих трех случаев есть риск разрушить те самые точки легитимности, которые сделали Владимира Путина тем, кем он есть.
А разрушение каждого крестража чревато гибелью их создателя.
