Классе эдак в седьмом штатный ветеран-политрук, занимавшийся нашим патриотическим воспитанием по лицензии горкома, районо и бог знает, чьей еще, не пришел. То ли заболел, то ли запил, то ли все сразу. И спасать положение к нам пришел чей-то дед. Летчик-истребитель, который, наверное, остаток жизни мог бы летать от Кубани до Праги без карты и с завязанными глазами. В общем, из тех, о ком Леонид Быков снял свой легендарный фильм, пишет Алексей Кафтан для Деловой столицы.
К тому моменту мы уже привыкли к пафосной галиматье и ждали, что все будет, как всегда. Но шаблон начал рваться сразу. Гость отказался толкать речь, и просто, как мог, отвечал на вопросы. Немцы – тоже люди, а свои – тоже нелюди. Не победить хотелось, а выжить, вот только отделить одно от другого сложно было. Пионеры-герои, может, и герои, да толку с этих геройств? Техника, которой воевали, до постаментов не доживала. Народ победил, да победу отобрали – его же слуги и отобрали, посмотрите, как фрицы живут. Нашу классную заметно потряхивало, но беспощадный дед разошелся не на шутку.
— Скажите, а вы «мессеры» сбивали?
— «Мессеры»? Сбить «мессер», сынки, – все равно, что тигрицу отыметь… Два их у меня. Свезло оба раза…
Он сказал что-то еще, но слова заглушил звонок.
Больше мы его не видели. Что, в общем, и понятно: кто-то наверху мудро решил, что неприлизанная правда оказывает слишком разрушительное действие на неокрепшие детские мозги.
Да и вообще, от ветеранов – тех самых, обезбашенных, прошедших все круги ада, не витринных, не обласканных властью и зачастую ее ненавидящих, но выживших и победивших – были одни неудобства. Они вечно искали правду, говорили невпопад, добивались справедливости – а выразительное молчание их для отцензурированной прилизанной мифологии было едва ли менее разрушительным, чем саркастичные ремарки в стиле окопного анекдота о поскользнувшемся Александре Матросове (ведь высмеивался здесь отнюдь не он, а официальная, бессмысленная, в сущности, версия его гибели).
Но легитимировать и упорядочить основополагающий для советской мифологии сюжет Великой Отечественной войны и Великой Победы без ветеранов было невозможно. И к этому делу подходили со всей серьезностью, фактически лицензируя их общественную деятельность – в обмен на лояльность. Тем более, что подавляющее большинство было совсем не прочь оставить неудобное прошлое в прошлом. К тому же, ни одна из консолидирующих мифологем, созданных за годы существования СССР, в отличие от мифологемы Победы, не имела государствообразующего значения – хотя бы потому, что не была всеобъемлющей.
В общем, ветераны – те, с кем у властей сложилось взаимопонимание – стали, по сути, жрецами культа ВОВиВП. Культа, замечу, официального – со своим каноном, календарем и церемониалом. Культа, подразумевающего всеобщее и обязательное участие – независимо от личного отношения к ритуальной стороне дела. Ничего не напоминает? В сущности, это типичная практика имперского Рима.
Так что нет смысла высчитывать, сколько лет сейчас тем, кому было хотя бы 16 в 1941-м (или в 1945-м) и разоблачать ряженых «ветеранов» ВОВ, которым сейчас меньше 90. Потому что они – не ряженые. Они – жрецы-лицедеи. И никуда не денутся даже тогда, когда в мир иной уйдет последний участник войны. Ведь главная ценность здесь – не память и правда, а легенда. Стройная и целостная. Чему очевидцы, прямо скажем, не очень способствуют. От мертвых героев куда больше пользы. Они не расскажут о спасительном ленд-лизе. Не вспомнят о диком проценте брака в технике и не менее диких оргиях. Не попрекнут «эффективных менеджеров», не обратят внимания на фотографии вражеских солдат на поздравительных открытках. Они – просто идеальное сырье для мифотворчества.
Камуфлированный московский троллейбус с надписью «На Берлин!», младенцы в гимнастерках, стриптизерши в погонах и прочее победобесие выглядит таковым исключительно с точки зрения рациональной. Для мифологического же сознания это явление совершенно нормально. Подобное ритуально-игровое чествование легендарного предка, победившего хтонических чудовищ, встречается во всех архаичных обществах. Можно сколько угодно высмеивать штампы вроде «Дедывоевали!», но они – всего лишь атрибут этих мистерий. И совершенно не важно, что деды почти 72% нынешних россиян в 1941-1945 годах были либо детьми, либо мыслями.
Этот момент победы над чудовищами стоит подчеркнуть особо: война 1941-1945 гг. была в истории российской государственности единственной, несшей ей экзистенциальную угрозу. Ни до Гитлера, ни после ни один соперник России не намеревался ее уничтожить. Собственно, поэтому пресловутое «Можем повторить!», хоть и несет на себе печать типичного карго-культа, и формально противоречит европейскому «Никогда больше!», на самом деле является его смысловым двойником. С той очевидной разницей, что архаизованное сознание куда менее изощренно в выражении принципа «боишься – пугай».
Вас смешит, что «Бессмертный полк» дошагал до Конго, Нигерии и Таиланда? Но примерно так же распространялся, скажем, по Средиземноморью и культ Геркулеса. Его чествование, кстати, породило одну из самых любимых римских забав – гладиаторские бои. Масскультовое представление о гладиаторах как исключительно о несчастных рабах, обреченных умирать на потеху толпы, мало соответствует действительности. Гладиаторы своими выступлениями, по сути, выполняли все те же жреческие функции. И когда Нерон устраивал в Колизее забавы с участием христиан, он тем самым боролся с ними и на идеологическом фронте, показывая превосходство греческого (то есть, своего) человека-бога над чужим иудейским. Упомянутое уже «Можем повторить!» несет и такую нагрузку – демонстрацию превосходства.
Еще одна занятная параллель Третьего Рима с первым – страсть к нарочито театрализованным военно-историческим реконструкциям. Здесь, естественно, нужно четко разграничивать реконструкцию как недешевое личное хобби – и работу на потеху плебса по заказу власть предержащих. Речь, разумеется, о последнем. От «штурма Рейхстага» веет древнеримскими навмахиями. И хотя первый происходил на суше, вторые – на воде, это, собственно, и вся разница: и то, и другое – постановочные сражения «по мотивам» великих битв.
Но вернемся к «Бессмертному полку». Акция, участники которой зачастую вообще не знают, чьими портретами машут, – это не о памяти. Это об общности. Кремлевские политтехнологи, надо отдать им должное, знают свое дело.
Официальное празднование Дня Победы, хоть и было спущено сверху, воспринималось подавляющей частью населения СССР не только с пониманием, но и – что значительно важнее – с одобрением. При этом отношение к войне было одним из главных критериев самоидентификации члена советского общества – национальные и мировоззренческие различия отходили на второй план.
Мифологема Великой Отечественной успешно пережила Советский Союз и до сих пор является единственным идеологическим клеем для бывшего советского пространства. Стремительно слабеющим клеем. Кремль беспокоит разрушение и схлопывание единого идеологического поля, в рамках которого СССР еще продолжает существовать, и которое по-прежнему жестко контролируется Москвой. И потому эта мифологема нуждается в костылях и подпорках – вроде «бессмертных полков» и шоу-программ, причем степень абсурда здесь не имеет ни малейшего значения: мифологическому сознанию когнитивный диссонанс не грозит.
Более того, по вполне очевидным причинам российскому режиму необходима консервация дихотомии в отношении Восточного фронта Второй мировой: все, что не было красным, объявляется коричневым. Этот принципиальный отказ видеть полутона в прошлом и презумпция непогрешимости пращуров – также признак архаизации общественного сознания. В конце концов, римляне тоже вели только справедливые войны и оправдывали Ромула за убийство брата.