Президент Украины Владимир Зеленский и его молодой Кабмин заседали шестые сутки подряд, но сон не шел. В окна заглядывала полная луна, зеленые лица министров гармонировали с партийной символикой, а красные от усталости глаза горели жаждой реформ в самых неожиданных местах. Андрея Богдана по-прежнему не отпускал Сен-Тропе, поэтому кофе в его стакане шел искристыми пузырьками.
— По поводу снижения тарифов, — докладывал министр экономики Тимофей Милованов. — Сейчас конъюнктура рынка такова, что может и подфартить. Фарт свалится тупо оттого, что весьма ништяковые цены на горючку сейчас выглядят временно клево, поэтому, наверно, немножко снизим. Короче, мировая конъюнктурочка у нас — будто бабушка ворожит.
— Про бабушку лишнее, — поморщился Богдан. — Вы же не порохобот, чтобы так выражаться.
— Порохоботы говорят «бабушка Беня», — с тонкой улыбкой возразил Милованов. — Это для них такой концептуальный олень, типа «бабушка Беня наворожила нам весь состав Кабмина включая премьера», а «Центрэнерго»…
— Ты мне нравишься, Тимофей, — неожиданно сказал Зеленский, — в Украине никогда еще не было министра экономики, который бы выражался такими понятными и четкими терминами, но давай покороче, дуже дякую.
— Короче, когда кризис #банет, поднимем тарифы, дадим бобикам субсидию, а фартовые пусть башляют настоящую цену, — быстро сказал Милованов. — Другие замолоди по тарифам тупо заныканы жизнью как таковой.
— Так а при Порохе разве не так было? — раздался из темного угла в меру глумливый голос знаменитого публициста Сергея Иванова.
— В целом Порох двигался правильно, но медленно, — возразил премьер-министр Гончарук, незаметно поглаживая под столом свой электросамокат, который он использовал вместо кресла-мешка. — А мы будем неправильно, но быстро.
— Так, что это там за журналист еще остался? — недовольно повысил голос Зеленский. — Имейте же совесть, в конце концов, мы шестые сутки без сна.
— Я просто хотел сказать, что это очень правильно, что Цемаха отпустили, — примирительно сказал знаменитый публицист Иванов. — Наших ребят надо вызволять любой ценой, и очень плохо, что множество #баных экспертов не понимают этой простой истины.
— Вот именно! — горячо воскликнул Зеленский. — Вот именно! Я за наших рибят готов отдать России вообще все вплоть до Луганщины.
— Луганщины? — насторожился Иванов. — Как-то это, по-моему, эээ, чересчур, что ли.
— #баным экспертам не понять, — с горьким сарказмом сказал Зеленский. — Все, разговор окончен, выйди отсюда, разбойник, шо, со слухам плоха? Охрана!
Вскочившие со своих мест господа народные депутаты Юзик и Гантеля вытолкали знаменитого публициста в коридор.
— Чертовы браслеты, все руки порастирали, — пожаловался Зеленский на ухо Богдану. — Хожу, как клоун. И с Цемахом этим теперь непонятно что делать.
— Один Гендин в Фейсбуке предлагает сделать Цемаха директором Одесского художественного музея вместо Ройтбурда, — оживился Богдан. — По-моему, реально ржачная тема, давай приколемся.
— Что еще за Ройтбурд? — озадаченно спросил Зеленский.
— О, Ройтбурд! — радостно воскликнул теневой и.о. министра здравоохранения, глава парламентского комитета по вопросам здоровья нации, медицинской помощи и медицинского страхования Михаил Радуцкий. — У меня есть его лучшая картина, называется «Х#й в жо…
— Достаточно! — Зеленский стукнул кулаком по столу. — Вы все как сговорились сегодня.
— Я этого мужчину не знаю, — поспешно сказала министр здравоохранения Зоряна Скалецкая. — Я вообще выступаю за увеличение рождаемости, а методы этого мужчины вряд ли будут способствовать…
— Еще одно слово, и я тебе быстро сама знаешь что, — с леденящей душу улыбкой сказал Радуцкий, — сама знаешь куда.
— О, так нормально, — удовлетворенно сказал Зеленский, — вот так и говори если шо.
— А между тем, пацаны, ни одного журналиста на заседании правительства не осталось, — со счастливой улыбкой объявил премьер-министр Гончарук, — и больше мы их сюда пускать не будем. Кабмин — не место для пиара, больше никаких шоу. Давайте работать!
Члены Кабмина дружно зааплодировали. Раскланявшись, Гончарук выкатился из-за стола, переоделся в шортики, умело разогнал электросамокат и принялся с невероятной скоростью нарезать на нем круги по периметру зала. Богдан включил гимн Украины и, подпевая и кривляясь, стал ходить вокруг стола с двумя бутылками шампанского, причем если Гончарук катался по часовой стрелке, то Богдан ходил против. Министр обороны Загороднюк поставил на стол тазик и запустил в него кораблики, министр юстиции Малюська включил на смартфоне «Тома и Джерри», пресс-секретарь Мендель вынесла стул в проход и, широко закинув ногу за ногу, сделала зовущее лицо.
— Владимир, сделайте мне подарок — снимите уже с себя свою неприкосновенность, — страстно прохрипела она.
Зеленский вздрогнул и посмотрел на Луну. Ему показалось, что за окном внизу кто-то щелкает зажигалкой.
— Самый молодой Кабмин в мире! — закричал Гончарук, попытался на ходу дернуть Мендель за воображаемую косичку, ушел с траектории и въехал в Богдана. Раздались матюки и звон разбитых бутылок, возникла неразбериха.
— Две бутылки, — прохрипела Мендель. — Две. Сегодня третье сентября, итого пять. Сегодня мне тридцать три года, это шесть. Шестью восемь — шестьдесят восемь, это один. Пятнадцать и шесть — это очко.
— Очко? — оживился Радуцкий.
— Нет, — быстро сказал Зеленский. — Но хорошо, что ты спросил. Скажи, Миша, чем объясняются массовые отравления шаурмой по всей стране?
— Это вы так тему переводите? — разочарованно скривился Радуцкий. — Зря. А насчет шаурмы — это, конечно, не кое-что кое во что, это диверсия, а может быть, даже покушение на кое-кого.
— Да, но чьих это рук дело? — без испуга спросил Зеленский.
— Известно чьих, — пожал плечами Радуцкий. — Читал у Дубинского, что на днях Порошенко убил собаку и дюжину милых котят, но не съел их, как обычно, а разослал по киоскам быстрого питания. Дальше объяснять?
— Что ж тут объяснять, народ не дурак, разберется, — мрачно сказал Зеленский. — Сложит дважды два.
— В этой связи хочу познакомить вас с одной моей очень интересной пациенткой, — понизив голос, сказал Радуцкий и неожиданно крикнул: — Лизанька, заходите!
Дверь с грохотом открылась, и в зал заседаний Кабмина быстро вошла женщина с ведром на голове.
— Кажется, я ее знаю, — вздрогнув, пробормотал Зеленский. — Эта, как ее там…
— Ліза сміху, — подсказал Богдан. — Шефир с ней новое шоу хочет делать.
— Леначка! — закричала народный депутат Богуцкая Елизавета, подбежала к Зеленскому и продолжила скороговоркой: — Ты не поверишь, я на своем мониторе восемьдесят раз нажала такую кнопочку, чтобы взять слово, а оно не взялось, потому что компьютер перенес меня в такое место, что просто невозможно!
— Ты там в Раде не докуривала ни за кем? — вкрадчиво спросил Радуцкий. — Никто тебе кое-куда ничего?
— Еще как чего! — воскликнула Богуцкая. — Партия «Голос» перерезала мне там провода, а сегодня утром у меня отказало рулевое управление. Истинно говорю вам, «Голос» работает на Порошенко.
Радуцкий со значением посмотрел на президента.
— Все сходится, — мрачно сказал Зеленский. — Все сходится.
— Раз, раз, — внезапно раздался чей-то басовитый баритон, усиленный переносным динамиком системы караоке. — Раз, два.
Напряженная работа Кабмина прервалась, все посмотрели на Ляшко, который, воспользовавшись минутной неразберихой, не только проник на заседание, но и успел подключить аппаратуру. Он был пьян и в одних трусах.
— Ну что, збоченец, наложил вето на мой закон про кастрацию педофилов? — прорычал Ляшко, тыча Зеленскому в лицо. — Деток любишь, брудная скотыняка? На телефон их не даешь снимать? А спорим, я тогда в школе все снял? Ля-ля-ля, ля-ля-ля, и мне ничо не будет!
— Ах ты ж чертов… — Зеленский захлебнулся от ярости и возмущения. — Охрана! Члены правительства! Все! Взять! Арестовать!
Все бросились было к Ляшко, но тот, злорадно ухмыльнувшись, щелкнул кнопкой, и в зале заседаний Кабинета министров зазвучали магические аккорды вступления к песне «Третье сентября».
Члены правительства и приглашенные замерли на месте, зачарованно заулыбались и стали смущенно приглашать друг друга на танец. Богдан пригласил Зеленского, Мендель заплакала и обняла Богуцкую, которая внутри ведра испытывала тайную страсть к Разумкову, Милованов прятался от Радуцкого, Гончарук бесшумно сновал на самокате между партнерами с бенгальским огоньком.
— Все не то, все не так, ни коров, ни собак, как же так все у нас со мною, — перевирая слова и мотив, печально пел Ляшко неприятным пьяным голосом. — Хули делать теперь, я стучу мордой в дверь, пролетел над страной лист фанерный, постой, третье сентябрьаааа, день прощанья!
С оглушительным грохотом и звоном разлетелось окно, и в зал заседаний вкатилась огромная горящая покрышка. Вслед за ней в помещение запрыгнул злой, большой и опасный боксер.
— Что, суки, не ждали?! — взревел Виталий Кличко, раздувая мускулатуру. — То, что вы сделали, — это двоевластие! А по сути — прямое президентское правление. Кличко могут уволить только киевляне! Ки-ев-ля-не!
Танцующие не обратили на него никакого внимания.
— День, когда горяаааат костры из шииин! — еще более печально пел Ляшко. — День, когда горяаат обещаньяаа!
— Да вы тут совсем уже охерели, — сказал Кличко и попятился назад, наполняясь суеверным ужасом. Несколько секунд он постоял у подоконника, затем перемахнул его обратно и скрылся в темноте.
До конца песни оставалось недолго.
Василий Рыбников / Цензор.нет
