Твит президента США Дональда Трампа об отмене встречи с президентом Владимиром Путиным на саммите G20 в Аргентине был для Кремля таким шоком, что ответ на него отложили пока не появится «официальная информация». Когда помощники Путина поняли, что на самом деле все и было официально, то указали на внутреннюю политическую ситуацию в США, как главную причину отказа. Впрочем, Трамп ясно выразился, что время для встречи не то в связи с недавней эскалацией конфликта между Россией и Украиной. Жесткость позиции Путина во время этого последнего кризиса показывает, что его способность маневрировать военными столкновениями с целью максимизировать политические выигрыши в любых намерениях или целях, исчезла, пишет Павел Баев для Jamestown.org (перевод – Новое время).
Морской конфликт 25 ноября вокруг Керченского пролива стал кульминацией напряжения, которое усиливалось месяцами. Российский черноморский флот доказал свое превосходство над двумя украинскими малыми артиллерийскими лодками и буксиром – но это далось ему большой политической ценой. Наиболее вероятно, что под нарастающим международным давлением Россия вернет украинские лодки и моряков, как это было с эко-активистами Greenpeace и их судном Arctic Sunrise после их действий против собственности «Газпрома», нефтяной платформы «Приразломная», в 2013 году. Была выплачена и компенсация. Путин мог бы проявить предусмотрительное милосердие и освободить большинство украинских служащих. Впрочем, такое поведение не соответствовало бы демонстративно жесткой линии манипуляции не слишком «замороженного» конфликта на территории боевых действий на Донбассе.
Эта жесткость во имя самозащиты очевидна во многих случаях. Москва определила тему стратегической стабильности и контроля над вооружениями как главную в таких желаемых переговорах между Путиным и Трампом. И вместе с тем, она продолжает категорически отрицать любые нарушения Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности, от которого Трамп готов отказаться из-за доказанной невозможности убедить Россию вернуться к выполнению его положений. Россия не убедительной рациональной стратегической основания для развертывания крылатых ракет 9M729, запрещенных условиями Договора, но планы производства и перевооружение продолжаются без учета задекларированной готовности сохранять рамки контроля над вооружением.
Так же и не имела Москва особой необходимости отвечать на учения НАТО в Норвегии осенью 2018 года, совершив за месяц до того свои крупнейшие до сих пор стратегические учения «Восток» для Вооруженных сил России. Тем не менее, Москва зашла слишком далеко в попытках разрушить активность НАТО, объявив об испытаниях ракет на территории учений, даже если никаких ракет на самом деле не запускали. Еще более разрушительной была попытка России сбить GPS-сигнал в северной Норвегии – хотя Москва и продолжает отрицать любую причастность к этой кибератаке. Такое агрессивное поведение подрывает стремление российского правительства развивать международное сотрудничество в Арктике, которое Путин будет пытаться заново подтвердить на традиционном форуме «Арктика – территория диалога» следующей весной.
Отдельным, но также информативным эпизодом стало то, как Путин тепло поздравил российскую военную разведку, то есть ГРУ, с ее скорее сомнительной годовщиной, которую отпраздновали после месяцев скандалов. Директорат основного штаба, всегда отличавшийся гордым профессионализмом, оказался причастен к многочисленным ужасным кибератакам и провалившимся спецоперациям – прежде всего, попытке убийства бывшего полковника Сергея Скрипаля в марте. Неделями ожидали массовой кадровой чистки, которая казалась неизбежной. Но вместо этого Путин выразил свою полную уверенность в лидерах ГРУ, так же как и в их рядовых работниках, таким образом косвенно взяв на себя ответственность за их проступки и грубые ошибки. Хотя чистка бы послужила его дипломатической повестке дня, чтобы дистанцироваться от фиаско вроде попытки государственного переворота в Черногории в октябре 2016 года. Теперь же такая риторика выглядит как последующее одобрение экспериментов ГРУ, которые развернули свою криминальную деятельность с размерами беспрецедентной наглости.
Сирия может послужить еще одним примером военной логики, идущим в разрез с политической выгодой, особенно в том, что касается недавней конфронтации с Израилем. Путин пытался приуменьшить роль «цепи трагических обстоятельств», в результате которой российский самолет наблюдения Il-20M был сбит сирийской ракетой, якобы нацеленной на израильские ВВС. Тем не менее, российское министерство обороны отклонило объяснение Израиля и продолжило скрывать свои ошибки, угрожая «контрмерами». Путин был вынужден согласиться, после чего механизмы следующего кризиса уже наготове.
Что объединяет все эти эпизоды вместе, так это доминантная роль военных в определении политических решений. Российский министр обороны Сергей Шойгу слишком опытный придворный, чтобы претендовать на центральное место, но он, очевидно, способен осуществлять куда большее влияние, чем кто-либо другой из окружения Путина – даже без разнообразных связей в пресловутых кремлевских коридорах. Логика конфронтации, где единственным полезным преимуществом России является ее готовность использовать военные инструменты политики, лежит в основе ключевой роли высшего руководящего звена, даже если Путин никогда не верил в ее лояльность. Он верит в игру с позиции силы, и эскалация усилий для утверждения такой позиции стала основным содержанием российской политики, которая в то же время и сужает выбор для Путина.
Сила персональной дипломатии Путина всегда происходила из непредсказуемости его агрессивных успехов и пауз, в ловкости переходить за второй стол прежде чем блеф будет раскрыт. И сейчас он попал в неудобное положение, а потому всегда должен демонстрировать жесткость. Даже символический шаг назад станет проявлением слабости, которую в итоге осудит военная элита. Путинская свита коррумпированных бюрократов и олигархов, которые собирают ренту, не пронизана духом милитаризма. Путем конфронтации она движется из-за страха потерять контроль над все более недовольной страной. Военные «победы» все слабее возвращаются в виде роста внутреннего энтузиазма, в то же время привлекая к себе карательные меры со стороны настороженного Запада. И никакой замены этому контрпродуктивному самоутверждению в плохо управляемой России не видно.
