Завороженные словами нового российского президента о демократии и свободе слова, все еще жили ожиданиями и даже не обращали внимания на то, насколько свобода журналистов была ограничена в Чечне – уже тогда она стала черной информационной дырой. На самом деле, Путин в то время подписал смертный приговор российской журналистике, пишет Олег Пафнилов для Крым.Реалии.
Оправдались ли надежды Путина? И да, и нет. Он хотел восстановления традиций советской пропаганды? У него получилось – восстановлена государственная монополия на телевидение, уже нет – за редчайшим исключением – ни одной газеты, которая бы не хвалила вождя и не проклинала его врагов. Интернет под контроль взять сложно, но многочисленные судебные процессы и приговоры за тексты, перепосты и даже комментарии смогли напугать большую часть россиян, которая теперь опасается писать «лишнее». За 17 лет путинская пропаганда воспитала целое поколение новых людей, глубоко уверовавших, что живут в самой великой и могучей стране, которую все боятся.
Последние недели в органах российской пропаганды происходят странные события. На Первом канале стали закрывать передачи, уходят популярные ведущие. А в минувшую пятницу закончилось телевещание Life. «Информированные источники» говорят о сокращении финансирования государственных СМИ.
Ушедшие или уволенные ведущие программ Первого канала публично пока не объясняли причины. Есть предположения, что Андрей Малахов, один из самых высокооплачиваемых ведущих, сколотив популярность и приличное состояние, отказался от ангажированных политических тем, которые ему навязывало руководство канала. Бунт это или переформатирование канала – пока не ясно, но, кажется, пропаганда начала испытывать трудности. С большой долей сомнения можно говорить и о моральной стороне, хотя соблюдением этических принципов российские журналисты особо не отличались. Все, кто в 1990-х годах были звездами независимых телеканалов, теперь спокойно работают на государственном телевидении, так же бодро и непосредственно любят власть, как еще 20 лет назад ее ругали.
Появление в 2000 году Путина в Кремле расценили по-разному: на Западе – с надеждой на «молодого, бодрого и активного» президента, большинство россиян наконец дождались «твердой руки», и лишь небольшая часть диссидентствующих подозрительно оценивала будущее Путина, напоминая, что «бывших чекистов не бывает». Первые пять путинских лет прошли незаметно, хотя правозащитники стали обращать внимание на резкий рост уголовных дел против журналистов, судебные процессы над редакциями СМИ, скупку неугодных газет и телеканалов и выстраивание их в единую колонну государственников. И хоть тогда еще было неясно – зачем и для чего все это происходит, но все отчетливее стало напоминать репрессии.
Когда в декабре 2003 года Анатолий Чубайс, а спустя год – и Леонид Гозман произнесли странное словосочетание «либеральная империя», мало кто понял – зачем. Согласно озвученной концепции, «Россия заинтересована в том, чтобы ее соседями были не своевольные, пусть и временно послушные диктатуры, а демократии с механизмом контроля за исполнением обещаний – поскольку они более ответственны. Россия также должна защищать права и интересы всех, кто готов себя идентифицировать с ней. Это включает в себя, в числе прочего, защиту прав русскоязычного населения стран СНГ». Концепцию поддержал Александр Дугин, который выжидал своего активного подключения к более глобальному проекту, который получил в Кремле контуры в начале второго срока Путина и сейчас называется «русский мир».
В те времена Путин еще жил спокойно – никакой активной оппозиции не было, массовые партии получили «откат» – места в Государственной думе, российское информационное пространство было основательно зачищено. В качестве «форточек» оставались несколько – почему-то называемых либеральными – независимых СМИ: «Эхо Москвы», «Новая газета», «Ведомости», «Неделя с Марианной Максимовской» на канале РЕН ТВ. В российских регионах местные власти добивали остатки сети независимых телеканалов. «Либеральной империи» не получалось, выходила просто империя – с репрессиями, отказом от региональных выборов, определением внутренних и внешних врагов и борьбой с ними.
У нынешнего российского населения сохраняются ностальгические воспоминания о потраченном времени на строительство «светлого будущего». А поскольку ничего другого они не умели, то согласились на предложения Путина опять его строить. Пропаганда выполнила свою задачу – Путин получил послушное население, которое готово воспринимать все: скажет вождь ненавидеть Грузию – нет проблем, скажет, что украинцы все «фашисты» и «бандеровцы» – согласятся и не пикнут. Потому что у пропаганды есть свойство, так нравящееся диктаторам: люди перестают думать и сопротивляться, их можно выстраивать в колонны, командовать – и они будут идти напролом.
Это сейчас мы стали задним числом умными и не перестаем говорить, что Украина стала жертвой Путина, потому что Запад вовремя не защитил Грузию, а населению России уже было все равно с кем воевать и кого ненавидеть. На самом деле, признаки растущей агрессии были в августе 1999 года в Дагестане и Чечне, потом – взрывы домов в Москве, катастрофа АПК «Курск», театральный центр на Дубровке, школа в Беслане. Путин проверял, как россияне относятся к жертвам и чужим трагедиям – не хотят ли возмутиться или заступиться, или даже выйти с протестом на улицы. Нет, россияне уже были готовы к войне в Грузии, а потом безропотно – к войне в Украине.
С 2006 года пропаганда меняла свои функции, и теперь она, подготовив россиян к восприятию российской власти так, как любили вождей и Политбюро ЦК КПСС в советское время – беспрекословно, стала все более активной в информационной войне с соседями. Пропаганда начала готовить россиян к необходимости расширения «русского мира», а население стран-жертв – к неизбежности создания «русского мира». Худо-бедно это удавалось, но не во всех странах: Грузия уже почти вышла из русскоязычного пространства, Украина все еще там, как и почти все остальные постсоветские страны. В войне с Грузией пропаганда сыграла свою роль только для изменения мнения россиян, но не грузин. Россияне стали так же горячо ненавидеть Грузию, как еще недавно не менее горячо ее любили. С Украиной случилось ровно так же, но там, в отличие от Грузии, значительная часть населения или пользуется русским языком, или воспринимает его как понятный.
Вторая военная, украинская, неудача не сломила кремлевский дух – там по-прежнему мечтают быть властелинами мира, но денег на пропаганду все меньше и меньше. Аппетиты были огромные, денег не жалели, когда, к примеру, создавали новостное агентство Sputnik, вещающее на 30 языках и имеющее бюро в Вашингтоне и Лондоне, Монтевидео и Пекине. Sputnik стал лучшим компилятором всех достижений советской и российской пропаганды, технологически более совершенным, объединяющим веб-сайты и радиостанции, вещая на Северную Америку через спутник Galaxy-19. Два года назад финансирование МИА «Россия сегодня», в который входит и Sputnik, составило 23 миллиарда рублей. Реальная же сумма неизвестна – в российском бюджете есть секретные статьи расходов на информационные войны.
Значит ли, что исчезновение из информационного пространства формально независимого канала Life и изменение сетки Первого канала – это предвестник ослабления пропаганды? Скорее всего, нет, это всего лишь переформатирование: из информационных атак российской пропаганды могут исчезнуть занимательные истории о русскоязычных распятых младенцев, большая часть населения уже давно поверила, что России от Украины ничего хорошего не стоит ждать. Кажется, что запас прочности вбитой в мозг россиян убежденности достаточно, чтобы не врать им дальше. Санкции начали существенно влиять на российскую экономику, и пропаганде нужно всего лишь напоминать о том, что виновник не в Кремле, а в вашингтонском Белом доме.
Скорее всего, российская власть уверена, что репрессивный механизм работает хорошо, население достаточно запугано и верит Путину. Возможно, кремлевские социологи продолжают обманывать Путина и обманываться сами, но индикатор настроения – акции протеста, которые если и проходят, существенной проблемы для властей не создают – напротив, они лишь укрепляют опыт Росгвардии. Пропаганда в современной России теперь может работать так, как 1980-х годах работало советское ТВ – когда население уже было равнодушно к многочасовым трансляциям съездов КПСС или чмоканию Леонида Ильича, но по-прежнему было послушным.
Теперь можно наблюдать за тем, как общество будет настраивать себя на любовь к Путину – как когда-то к Сталину. Информационные преимущества нынешних россиян по сравнению с советскими не играют никакой роли в формировании нового либерально мыслящего человека, пропаганда практически задавила любой интерес к политике, к ценностям или обычному любопытству. В этой ситуации нужно ждать нарыва – когда терпение населения лопнет, но в это мало кто верит. И уже никто не верит в будущее российской журналистики, которая, по идее, должна прийти на смену пропаганде, как в начале 1990-х годов. Есть ли уверенность, что новые «честные и неподкупные» так же не лягут под очередного российского диктатора?
