Шутка «о самой независимой стране, от которой ничего не зависит», ходившая в советские времена, описывала положение Монголии весьма точно. Огромная по размерам и скромная по населению страна медленно восстанавливалась после периода поглощения Китаем и за последнее столетие прошла непростой путь. И вот Монголия подошла к черте, за которой начинаются качественные изменения. Ее зажатость между Китаем и Россией стала превращаться из уязвимости в преимущество, от которого многое может зависеть.
От великой Империи до китайской провинции – и обратно
Предками современных монголов были, вероятно, гунны, жившие в Центральной Азии с ІІІ по І в. до н.э. – впрочем, на сей счет у историков нет единого мнения. Как бы то ни было, к XIII в. н.э. кочевые племена, населявшие Монголию, объединились в государство, в силу специфики этих племен весьма подвижное в своих границах и склонное к экспансии вовне. Объединить их под своим началом и повести за собой – что было очень непростой задачей – удалось Чингисхану, урожденному Темуджину, родившемуся между 1155-м и 1162 г.
В 1206 г. Чингисхан основал Монгольскую империю – крупнейшую в известной истории империю в общих границах, занимавшую примерно 22% площади земной суши. Но уже через 60 лет империя распалась, а в 1691 г. Монголию колонизировал Китай.
После падения династии Цин в 1911-1912 гг. часть исторической Монголии под руководством религиозного лидера Джавзандамбы провозгласила независимость, но добилась лишь автономии под властью Китая. С 1919 г. монголы с помощью Советского Союза вытеснили китайские войска, пытавшиеся вновь захватить страну, и в ноябре 1924 г. провозгласили независимость, учредив Монгольскую Народную Республику (МНР) со столицей на месте главного монастыря Богд Гегин, названной Улан-Батор («Красный герой»). Впрочем, достигнутая независимость была более чем условной – от Монголии и монголов, оказавшихся под протекторатом СССР, не зависело абсолютно ничего.
С 1921-го и до конца 1980-х Монголия была однопартийным государством, построенным по советской модели и тесно связанным с Советским Союзом, видевшим в ней буфер между собой и Китаем. Здесь уместно напомнить, что современная Монголия – только часть той Монголии, которую некогда завоевали китайцы, или, используя китайскую терминологию – Северная Монголия. Другая часть «Монголии в целом» называется сегодня Внутренняя Монголия – не та, в которую попадает герой Пелевина в конце романа про Чапаева и Пустоту, а автономный район на севере КНР, основанный 2 декабря 1949 г.
Эту часть Монголии борцам за ее независимость не удалось в свое время включить в воссозданное монгольское государство по многим причинам и прежде всего из-за особенностей рельефа и естественных преград. После победы в Китае коммунистов монголы, проживавшие во Внутренней Монголии, предприняли еще одну попытку воссоединиться с МНР, но Москва, по факту управлявшая Монголией, сочла неуместным ссориться с набиравшим силу Китаем, в отношениях с которым в то время царила дружба, и пресекла ее на корню.
Начиная с 1990 г. в МНР, колебавшейся в фазе с Москвой, начались перестроечные процессы. В 1992-м была принята новая конституция, положившая конец однопартийной системе. В настоящее время Монголия (уже не МНР) – парламентская республика, где борьбу за места в парламенте ведут три основные партии: Демократическая партия (ДП), Монгольская народная партия (МНП) и, наконец, Монгольская народно-революционная партия (МНРП) – реликт времен МНР. По результатам парламентских выборов 2016 г. МНП получила в монгольском парламенте (Великом государственном Хурале) 65 мест, ДП – 9 мест, МНРП – 1 место. Действующий президент миллиардер Халтмаагийн Баттулга – член ДП.
Проблемы и преимущества современной Монголии
К числу главных монгольских проблем относятся слабое развитие промышленности с сильным перекосом в добывающую, тяжелый климат (длинная и очень холодная зима и короткое лето) и сложное положение на политической карте мира – между Китаем и Россией, к тому же без выхода к морю. Кроме того, Монголия – одна из самых малонаселенных стран в мире – менее двух человек на квадратный километр, а общая численность ее населения – чуть больше 3 млн человек, причем половина из них живет в Улан-Баторе.
Низкая плотность населения вызвана природными условиями: климат Монголии позволяет заниматься в основном скотоводством, перемещая стада по обширным пастбищам в зависимости от погоды. Это не всегда спасает: зимние потери скота в отдельные годы доходят до 20-22%. Три четверти территории Монголии состоит из пастбищ, остальное – пустыни, немного лесов и уже совсем чуть-чуть посевных площадей.
Как следствие, Монголия и сегодня остается в значительной степени кочевой: примерно треть населения постоянно ведет жизнь кочевников, а оседлость остальных весьма условна: окраины Улан-Батора по большей части состоят из юрт, которые можно разобрать и поставить за несколько часов. Топят в них углем, которого в Монголии много. Но если одинокая юрта или даже несколько юрт при таком способе отопления не создают проблем, то сотни тысяч угольных печек плюс большие угольные электростанции, да еще выхлопы сотен тысяч автомобилей – все это вместе обеспечивает монгольской столице густой смог в течение всей зимы – длинной, ветреной и очень холодной.
Но все же не климат составляет главную монгольскую проблему. Географическое положение обрекает страну на маневрирование между двумя, скажем так, очень и очень сложными соседями.
При этом Китай исторически воспринимается монголами как потенциальный завоеватель. Впрочем, история эта не столь уж и давняя, ведь Внутренняя Монголия, стремившаяся воссоединиться с Северной, но окончательно отошедшая к Китаю в 1949-м и подвергаемая, как и все китайские провинции, этническому и культурному перевариванию Пекином, находится у монголов прямо перед глазами. Конечно, положение во Внутренней Монголии намного лучше, чем, к примеру, в Синцзян-Уйгурском автономном районе – но концептуальное единообразие китайской национальной политики налицо, и его трудно не заметить.
Что же до СССР, наследницей которого выступает Россия, то он несет прямую ответственность за репрессии 1930-х, в ходе которых было уничтожено порядка 5% населения страны, притом наиболее образованного. По приказу Москвы разрушались культурные традиции монголов, был также уничтожен ряд национальных лидеров, с тем чтобы привести к власти абсолютно покорного Кремлю Чойбалсана.
Впрочем, России в Монголии опасаются все же куда меньше, чем Китая. Полуторамиллиардная страна, существенно отличная этнически, но достаточно близкая расово, грозит растворить в себе трехмиллионную Монголию. Причем для этого не потребуется никакой агрессии – достаточно того, что 90% монгольского экспорта уходит в Китай, а из него приходит более 40% импорта. Китай в настоящее время и крупнейший инвестор, а это, с учетом недостатка женщин в Поднебесной, легко переходит и в плоскость личных отношений и грозит размыванием монгольской нации смешанными браками. Таким образом, синофобия оказывается естественным защитным рефлексом.
Это породило любопытный феномен монгольского нацизма, находящего выражение в специфической молодежной субкультуре, яркими представителями которой стали такие музыкальные группы, как «Ху» и «Цагаан Хасс» («Белая Свастика»), восхваляющие преданность этнической чистоте и клеймящие предателей нации. Впрочем, подобные явления – лишь следствие проблемы. Проблема же заключена в безысходном дуализме монгольского выбора между Россией и Китаем. И в Улан-Баторе с начала 1990-х стали говорить о необходимости найти третьего партнера.
Трамп американский и Трамп монгольский
И вот, начиная с прихода в президентское кресло Халтмаагийна Баттулги, избранного в 2017 г. и прозванного «монгольским Трампом», страна взяла курс на энергичное сближение с США. Впрочем, попытки разворота на Запад и установления контактов предпринимались и раньше. Так, с 2003 г. в миссиях НАТО в Афганистане приняли участие более 4500 монгольских военнослужащих. Но именно при Баттулге усилия по сближению с Вашингтоном приняли особенно энергичный характер.
В целом это встречает одобрительный отклик в Вашингтоне, видящем возможность загнать неприятную занозу одновременно в два зада: российского медведя и китайского дракона. На фоне обострения отношений с Москвой и Пекином сближение с Улан-Батором выглядит для США особенно привлекательным. Однако политической воле к такому сближению – а она, несомненно, присутствует с обеих сторон – явно не хватает экономической базы. Существенного разворота экономики Монголии в сторону США в настоящее время не наблюдается.
Впрочем, такой процесс требует времени и вложений. Наиболее вероятное направление сотрудничества – сырьевое. Монголия, помимо всего прочего, богата медью и редкоземельными элементами. Последних в ее недрах – около 17% от общемирового объема, что ставит Монголию на второе место в мире после Китая. Основным же и фактически монопольным поставщиком редкоземельных элементов в США в настоящее время является как раз КНР – что очень неудобно, особенно ввиду начатой Трампом торговой войны с Пекином. Много говорят и о беспошлинных поставках кашемировой (особо тонкой) шерсти – но это скорее тема, понятная обывателю, чем возможность существенно расширить экспорт.
Таким образом, сближение США и Монголии носит пока скорее декларативно-дипломатический характер. Так, 31 июля Трамп принял Баттулгу в Белом доме. В ходе визита была подписана Декларация о стратегическом партнерстве, в которой содержится обязательство активизировать сотрудничество с целью поддержки демократических принципов, основанных на верховенстве закона путем защиты и поощрения демократических ценностей и прав человека, включая свободы собраний и ассоциаций, и беспощадно бороться с коррупцией. Неделю спустя в Монголии побывал с визитом министр обороны США Марк Эспер, получивший в подарок лошадь монгольской породы.
Подарок, несомненно, очень мил и фотогеничен – но что дальше? Потенциал отношений налицо – и вариантов их развития, интересных для обеих стран, возможно, много. Но все эти варианты находятся пока в стадии не столько даже проектов, сколько воздушных замков. Причем, начиная с 1990-х, это далеко не первая попытка.
Правда, в мире сейчас сложилась ситуация, особенно благоприятствующая такому сближению, так что на этот раз все может получиться.
Сергей Ильченко / Деловая столица
