В последние месяцы администрация Трампа призвала к резкому изменению курса американской внешней политики, пишет на страницах The Atlantic сотрудник Института Брукинга Томас Райт (перевод – Деловая столица).
Насколько радикален этот сдвиг? В Стратегии национальной обороны прямо утверждается: «Межгосударственная стратегическая конкуренция, а не терроризм, сейчас является главной задачей национальной безопасности США». Это означает, что когда доходит до развития новых возможностей и планирования на будущее, Соединенные Штаты будут уделять больше внимания угрозам и вызовам России и Китая, чем борьбе с терроризмом, государствами-изгоями и государственному строительству.
Россия и Китай представляют собой разные типы силы. Они используют разные тактики, чтобы оказывать влияние, но и та, и другой стремятся подорвать ведомые США региональные порядки в Европе и Восточной Азии, а также продвигать модель, основанную на разделе сфер влияния. Россия использует жесткую силу, включая военные вмешательства в Украине и Сирии, и политическую войну против западных демократий. Китай расширил свое присутствие в Южно-Китайском море, запустил крупные меркантилистские экономические инициативы, чтобы усилить свое влияние за рубежом, и использовал свою силу для давления на американские компании, университеты и медиа-организации. В годы правления Обамы между основными демократическими и республиканскими экспертами в области внешней политики возникло подобие двухпартийного консенсуса в мнении, что реакция президента на напористость России и Китая недостаточна. Многие из них одобряют акцент, предложенный в трамповой Стратегии национальной обороны и его Стратегии национальной безопасности
Между тем правительства иностранных государств продолжают пытаться понять новый подход при Трампе. Они спрашивают, знаменует ли он изменения, столь же значительные, как война с терроризмом после 11 сентября или переход к сдерживанию в конце 1940-х годов.
Совершенно очевидно, что президент Трамп не приемлет стратегический сдвиг своей собственной администрации в сторону конкуренции великих держав. Сравните новую стратегическую доктрину с тремя недавними выступлениями президента Трампа — то, в котором презентовалась Стратегия национальной безопасности, его обращение к Всемирному экономическому форуму в Давосе и о Состоянии Союза. В каждом из них было не более одного — обязательного и попутного — упоминания о таких соперниках, как Россия и Китай, с небольшой ремаркой. В своем выступлении о запуске Стратегии национальной безопасности, сразу же вслед за этим упоминанием он призвал к партнерству с Путиным.
Однако в этих выступлениях президент Трамп сформулировал связное видение политики национальной безопасности США. В частности, он подробно и увлеченно говорил об угрозах интересам США – иммигрантах, терроризме и Северной Корее. Например, его обращение к стране содержало 813 слов об угрозе, которую представляет собой иммиграция, 463 слова о Северной Корее, 366 слов о терроризме и только 14 – о соперниках-великих державах. Это меньше, чем при обсуждении таких коммунистических государств, как Куба и Венесуэла. Он сказал, что его главный приоритет – вопрос «открытых границ, которые позволили наркотикам и бандам вливаться в наши наиболее уязвимые сообщества». В прошлом он говорил об угрозе от торговых соглашений, которые Соединенные Штаты подписывали в прошлом. В обращении к стране на эту тему было сказано меньше, но она остается ключевой частью его мировоззрения.
Одна нить проходит через все президентство Трампа: он никогда не говорил о соперничестве с Россией. Он занял жесткую позицию в отношении Китая по экономическим вопросам и в своей политике в отношении Северной Кореи, но, в отличие от своей команды, он не говорил о соперничестве как о столкновении демократических и авторитарных моделей международного порядка. Это указывает на еще одну странность: в Соединенных Штатах сейчас две конкурирующие доктрины национальной безопасности – самого Трампа и его команды. Теперь они работают в параллельных вселенных.
Важно ли это?
Ответ может быть отрицательным. Если оборонный бюджет будет увеличиваться, если Соединенные Штаты будут поддерживать свое присутствие за границей, если Государственный департамент сосредоточится на Москве и Пекине и если Совет национальной безопасности подтолкнет бюрократию к мыслям о политике в категориях великих держав, возможно, инакомыслие (или незаинтересованность) президента не будет иметь большого значения. В конце концов, Трамп не стремится предотвратить переход к конкуренции великих держав. Он не наложил вето на Стратегию национальной безопасности – и ведет себя так, будто ее нет. Худшее, что может случиться, – это то, что президентство не станет использоваться для мобилизации правительства и подготовки общественности. Или так это подается.
Однако со времен Второй мировой войны внешняя политика США всегда определялась взглядами и характером главнокомандующего. На этот раз вряд ли будет иначе. Позиция Трампа усугубляет основную стратегическую уязвимость Америки и ослабляет ее основное преимущество в соперничестве с Россией и Китаем.
Отказ президента Трампа признать угрозу, которую российское вмешательство представляет для западных демократий, делает Соединенные Штаты особенно уязвимыми. Правительство США в значительной степени уклонялось от необходимости защищаться от будущих нападений или удерживания России от их проведения.
Неясно, как долго оно сможет оставаться таким отстраненным. Накануне обращения к нации Майк Помпео, человек Трампа на посту директора ЦРУ, предупредил о вмешательстве России в промежуточные выборы в 2018 году, только затем, чтобы президент дал знать, что не станет вводить новые санкции в отношении Кремля как это предусмотрено Конгрессом. В заявлении Государственного департамента говорится, что санкции не нужны. Россию удается сдерживать, просто угрожая санкциями, утверждает Госдеп – прямой упрек Помпео и новой доктрине национальной безопасности.
В этом контексте администрация Трампа демонстрирует признаки «мышления линии Мажино». В 1929 году Франция начала строить вдоль границы с Германией линию обороны, известную как линия Мажино, с целью защиты от реальной угрозы со стороны соседа. Линия была завершена в 1938 году. Адольф Гитлер решил просто обойти это, вторгшись во Францию через Бельгию. Сегодня Соединенные Штаты сталкиваются с обычной и ядерной угрозами со стороны России в Европе, но нарвавшись на жесткий ответ США, Путин может предпочесть двигаться в том направлении, где Америка остается в значительной степени беззащитной. И речь не только о России. Остается неизвестным, поддержит ли Трамп содержащееся в Стратегии национальной безопасности предложение расследовать политическое влияние Китая в Соединенных Штатах, особенно с учетом деловых интересов его семьи.
Трамп также в одностороннем порядке отказался от главного стратегического преимущества Америки в соперничестве великих держав 21-го века. Здесь важна не столько ее армия, сколько экономика или даже ядерная энергия. Уникальным преимуществом Америки является то, что она определяет свои стратегические интересы таким образом, который совместим со стратегическими интересами десятков других могущественных государств – иными словами, они тоже заинтересованы в успехе Соединенных Штатов. Отстаивая свободный, открытый, демократический и кооперативный характер международных отношений, Соединенные Штаты предлагают то, что привлекает массы людей во всех странах. Да, Соединенные Штаты несли непропорциональную долю бремени в течение десятилетий, но именно поэтому другие страны относились к ним иначе, чем к другим великим державам и старым империям.
Ключевой момент в трамповом мировоззрении «Америки прежде всего» состоит в том, что Соединенные Штаты больше не должны играть эту роль. Они должны действовать только для защиты собственных интересов. Это контекст, в рамках которого следует рассматривать отказ от свободной торговли, отступление от многосторонних институтов и прекращение продвижения демократии. Но если Соединенные Штаты последуют примерам России и Китая и предпочтет столь же узкое определение своих интересов, это уменьшит привлекательность американской модели международного порядка. Мало что отличало бы Америку от других великих держав, которые стремились к лидерству сейчас либо в прошлом.
Вместе с тем, самый большой риск связан не с долгосрочным стратегическим планированием, а с ключевыми моментами принятия решений, которые возникают каждую неделю. Одно из таких решений: за два дня до обращения к нации Трамп хранил молчание о протестах в России по поводу предстоящих выборов, что резко контрастирует с его публичными комментариями, поощрявшими недавние протесты в Иране. Через пару месяцев ему придется решить, поздравить Путина с неизбежной сокрушительной победой, которая обеспечит ему легитимность или прямо заговорить о российском авторитаризме. Еще более показательный момент: всего за несколько часов до того, как Трамп выступил перед страной, стало известно, что Белый дом решил не назначать Виктора Ча в качестве посла в Южной Корее. По данным The Washington Post, Ча оказался персоной нон-грата, обеспокоившись возможностью «умыться юшкой» при ударе по ядерной программе Северной Кореи.
Северная Корея – проблема, на которой узкий национализм Трампа сталкивается с мировоззрением великой державы. Удар по Северной Корее может повлечь гибель десятков или даже сотен тысяч южнокорейцев. Если он будет нанесен вопреки возражениям правительства Южной Кореи, это, скорее всего, приведет к краху альянса США и РК и, возможно, приведет к расторжению отношений Америки с Восточной Азией в целом. Тревожно, что в вопросе превентивного удара по Северной Корее Трамп, похоже, убедил некоторых членов Совета национальной безопасности, в том числе Герберта Макмастера, хотя считается, что министр обороны Джим Маттис выступает категорически против этого.
Если принимать заявления Трампа буквально, его не трогает такая перспектива. Его беспокоит только ядерная угроза со стороны Северной Кореи Соединенным Штатам. Если он сможет устранить эту угрозу, то крах влияния США в регионе – приемлемая цена. В конце концов, он был критиком альянса США и Южной Кореи более 30 лет. Столкновение мировоззрений также будет особенно важно в предстоящих кадровых решениях.
Трамп назначил Рекса Тиллерсона своим государственным секретарем для управления отношениями с Путиным. Президент ясно показал, что он все еще ищет партнерства с российским лидером. По этой причине, если Тиллерсон уйдет, Трамп вряд ли заменит его антироссийски настроенным ястребом вроде Помпео или Линдси Грэма, и может вместо этого выбрать кого-то вроде Джона Хантсмена, теперешнего посла США в России. Хантсмен призвал к расширению сотрудничества Вашингтона с Москвой и минимизации разногласий из-за вмешательства в выборы.
В конечном итоге Соединенные Штаты перейдут к внешней политике, ориентированной на соперничество великих держав, потому что именно в этом направлении движется система международных отношений. Но на оставшуюся часть президентства Трампа этот сдвиг будет смягчен главнокомандующим, который имеет совершенно иной взгляд на мир и не заинтересован в более широкой геополитической повестке дня. К моменту, когда он покинет Овальный кабинет, Соединенные Штаты, вероятно, уступят своим противникам куда больше.
