Министерство образования и науки Украины написало любопытное письмо руководителям высших учебных заведений. Если кратко и по сути, то министерство рекомендовало (приказало?) вузам сменить порядки в студенческих общежитиях с «советских» на цивилизованные европейские. В частности, сказано, что никто не может запрещать студентам в любое время суток заходить в общежития, где они живут, что работники общежитий не имеют права безосновательно заходить в комнаты, где живут студенты (в том числе с работниками правоохранительных органов или военкоматов – только по решению суда!), безосновательно выселять или привлекать их к принудительным работам, в том числе дежурствам.
Эта новость уже бесследно утонула в потоке гораздо более громких, не вызвав ни особого интереса у СМИ, ни хоть немного заметного оживления среди активистов социальных сетей. Разве что, возможно, в узком студенческом кругу. В общем, это закономерно и оправдано: новость и впрямь не отличается остротой проблемы. Однако, по нашему мнению, заслуживает отдельного комментария не из-за своей актуальности, а из-за своей знаковости.
Откуда вообще у нас взялся этот действительно дикарский с точки зрения прав и свобод человека порядок строгого административного контроля (по сути – административного произвола) в студенческих общежитиях? Очевидно, оттуда – из СССР, точнее – из России. А там он откуда взялся? А там он свой, родной, рожденный особенностью традиций российской общественной жизни.
Речь идет о том, что российская политическая — да и общественная — культура исходит из весьма скептичной, пессимистичной оценки природы человека. Проще говоря, общество человеку не доверяет. Трудно найти правильные и одновременно всем однозначно понятные термины для обозначения этого явления, особенно в журналистском материале, поэтому лучше воспользоваться методом иллюстрации. Представьте: родители пристально следят, чтобы в руки ребенка не попали спички, понятно почему, и вот из тех самых благих побуждений российское общество пристально следит, чтобы спички не попадали в руки взрослого человека. Невозможно? Нет, как раз возможно. Российская общественная мысль уверена, что за отдельным индивидуумом надо пристально следить, иначе предоставленный себе он непременно наделает бед и себе, и другим. Откуда возникла эта уверенность (а ей, разумеется, не одна сотня лет), насколько она исторически оправдана – тема отдельная и очень интересная, ее описывают все серьезные ученые – исследователи русской истории и русской культуры. Но, как говорится, факт неоспорим: россияне всегда отдавали предпочтение интересам коллектива над интересами личности, а чтобы эта личность не сопротивлялась, когда ее заставляют подчиняться коллективу, к ней применялись те или иные формы принуждения. Этот «славный» российский коллективизм и есть одна из основ национальной культуры (и национального менталитета).
Понятно, что в России формы общественного контроля за поведением отдельной личности были самыми разными, они менялись по мере веков – одни отмирали, другие рождались. Кстати, этот процесс, конечно, продолжается и сейчас.
В сравнительно недавние времена СССР режим административного контроля, который сейчас отменяют в украинских студенческих общежитиях, очень широко применялся. Он был во всех общежитиях, не только в студенческих, в гостиницах, санаториях, домах отдыха, различных детских и молодежных лагерях. В общем, в СССР этот принцип – следить, чтобы в руки человека «не попали спички» – был всеохватывающим. К примеру, футбольные болельщики со стажем наверняка помнят, что советских футболистов клубов неделями, а то и месяцами держали на тренировочных базах, не отпуская к семьям и контролируя каждый их шаг. И делалось это не из идеологических, а вполне благих побуждений: советского футболиста отпусти домой, и он почти наверняка нарушит «спортивный режим».
Следует особо заметить, что это советский (российский) «коллективизм» – это прежде всего творение общества, а уже потом – государства. «Административный контроль» над личной жизнью людей обеспечивали не только чиновники по долгу службы, но и миллионные массы добровольцев-энтузиастов, которые искренне считали своим священным гражданским правом обсуждать на собрании трудового коллектива моральный облик того или иного своего коллеги и заставлять, к примеру, Ивана Иванова бросить любовницу и жить с законной женой. «Товарищеским судам» в советские времена всегда хватало работы. А в коммунальных квартирах всегда находился хотя бы один жилец, который считал своим долгом знать все обо всех своих соседях (а при необходимости и «сигнализировать» о них куда следует). Присмотритесь: каждый (!) советский или российский фильм, где хоть на несколько минут показана коммунальная квартира, показывает хоть на одну-две секунды и такого персонажа.
Когда коммунальных квартир значительно поубавилось, эту функцию стали выполнять хрестоматийные «старушки» у подъездов. Мы их воспринимаем с юмором, а в детективных сериалах старушки еще и регулярно играют положительную роль в разоблачении преступлений, но надо осознавать, что корни этого явления следует вырывать из украинской жизни как сорняк.
«Коллективизм» присущ политической культуре россиян, но не украинцев. В Украине индивидуум успешно противостоял коллективу, потому что всегда мог физически выжить и вне его (то есть, основав свое отдельное индивидуальное хозяйство или став казаком), в России индивидуум коллективу должен подчиняться, потому что за его пределами ждали нищета или физическая смерть («хутор» экономически не выживал на неплодородных почвах северо-восточной Европы – Московии, а российское казачество находилось на содержании у российского государства, что, конечно, делало его принципиально другим, чем казачество украинское). Наша национальная политическая культура, в противовес российской, всегда приветствовала индивидуализм, вершиной которого стало наше славное запорожское казачество. Однако, парадоксальным образом, эта наша национальная черта становилась причиной и наших побед, и наших исторических поражений. Пресловутые «хуторянство» или «атаманщина» – это тоже естественное порождение преобладание индивидуализма в политической культуре украинцев.
Но каким бы ни был позитив или негатив украинской политической культуры, мы должны жить именно в ней, а не в чужой. Поэтому вывод из новости о письме МОН Украины руководителям украинских вузов однозначный: очень хорошо, что Украина избавляется от несвойственных ей, навязанных Россией черт политической культуры. Такие изменения политически отдаляют нас от Москвы (то есть, утверждают нашу независимость) не менее значимо, чем, к примеру, наше вооруженное сопротивление российской агрессии на Донбассе.
И еще одно замечание. Эта российская уверенность в опасности свободы индивидууму для интересов общества не возникла из ничего. То есть, можно достаточно уверенно ждать, что свобода в украинских студенческих общежитиях очень скоро обернется повышением там, так сказать, уровня криминальной опасности. И когда новости об этом пойдут валом, и когда неизбежно прозвучат призывы вернуться к прежнему административному контролю в общежитиях, нам все-таки стоит искать другие пути решения проблемы, чем снова тянуть в Украину российский политический менталитет и российскую политическую культуру.
Юрий Сандул / Укринформ
