Новоизбранный президент Украины Владимир Зеленский отдыхал от записи предвыборных роликов на террасе с видом на море в турецком отеле «Анадолу», попутно записывая новое обращение к народу по поводу объявления официальных результатов ЦИК. От стремительно расширяющейся улыбки победителя выборов в отельном ресторане слипалась пахлава, а в бассейне лопались надувные матрасы.
— Обещаю трудиться, пока в вашей душе не умрут крошечные искры небесного огняааа, — прохрипел Зеленский, сладко плямкая губами, — что зовутся надееежда.
— Вова, соберись, какая надежда! — устало сказал советник кандидата Разумков, выключая запись на мобильном. — Искры зовутся совестью, совестью, просто, блин, повторяй за мной.
Зеленский, не сдержавшись, хихикнул.
— Слушай, — вскипел Разумков, — если, может, тебе не нравится или ты думаешь, что написал бы лучше меня, так пожалуйста!
— Если тебе не нравится или ты думаешь, что написал бы лучше меня, — еще шире улыбнулся Зеленский в камеру, — так пожалуйста, мы объявляем первый конкурс — речник президента Украины…
Разумков обиженно закусил нижнюю губу, но промолчал и принялся безучастно смотреть на море. На море у пляжа качалась на волнах 40-метровая яхта со странным названием «Бенцион Франклин». На палубе судна матросы плясали украинский народный танец «коломойка», отличавшийся сильным духом соперничества, плавно переходящим в рукоприкладство. Капитан судна — добродушный седобородый дедушка обманчиво округлых форм — подначивал танцующих, пил кофе и курил трубку, в которой, как отчего-то показалось Разумкову, догорали последние искры народной надежды. Разумкова на эту яхту не пускали ибо он был еще мал; Зеленского пускали иногда.
— Владимир Александрович, а правду говорят, что вы уже определились с кандидатурой главы вашей администрации? — светски спросил Ляшко, в пятый раз натирая себя кремом для загара.
— Праавда, — промурлыкал Зеленский.
— А кто это? — спросил Ляшко.
— Да, кто это? — эхом отозвался Зеленский, обернувшись к Разумкову.
Разумков продолжал задумчиво смотреть на яхту. С яхты выбросили в море какого-то мужика с очень знакомым лицом и камнем на шее. Мужик ушел на дно без всплеска.
— Та уже никто, — сказал Разумков. — Но могу сказать, что он был публичным человеком. А вообще, как говорится, после инаугурации будет доступ к информации. Надо еще дать объявления о вакансиях в «Урядовый курьер», провести собеседования, референдумы по кандидатурам… Все приходит для тех, кто умеет ждать.
— Народ уже не может ждать, на дворе эпоха бедности, — сурово сказал Мосийчук, порывисто наматывая нательную золотую цепь на серебряную трость, которой он ковырялся в ухе. — Снижать тарифы нужно немедленно.
— Видите ли, Игорь, — лениво сказал Разумков, — идите нах#й, я в хаммам. И помните, что президентская булава — это вам не волшебная палочка.
— Кстати, булава. Где моя булава? — воскликнул вдруг Зеленский, глядя вслед удаляющемуся советнику. — Меня же официально избрали, почему от меня до сих пор прячут булаву?!
— Булава — не самоцель, — поучительно сказал Ляшко. — Вот, например, недавно был день земли. Вы отдали дань уважения матушке-планете? Донесли бумажку до мусорника? То-то же. Улыбнитесь земле, Владимир, и она улыбнется вам.
— Вот только не надо мне тут угрожать, — вскипел Зеленский. — Где моя булава?! Давай карманы выворачивай.
— Какие еще карманы? — удивился Ляшко. — Вы что, не видите, что я в одних плавках? Куда мне, по-вашему, булаву прятать?
— Да уж не имею ни малейшего понятия! — язвительно прорычал Зеленский и, от волнения натянув бейсболку задом наперед, бросился внутрь номера, где принялся лихорадочно открывать все шкафы подряд. Когда он заглянул в туалет, из унитаза величественно, как левиафан, всплыла российская журналистка Скабеева.
— Владзимииир, аатветьте раассийским тлиизрителям: что будьт с миинскими сглаашениями-та? — хищно улыбаясь, спросила Скабеева.
— Не с того общение начинаете, друзья, это плохое начало, — укоризненно покачал головой Зеленский, быстро захлопнул крышку унитаза и нажал на кнопку смыва. Внутри мрачно булькнуло, и Скабеева ушла по трубе вниз, бормоча примитивные колкости. Зеленский в сердцах треснул по трубе ногой, и Скабеева умолкла.
— Ага, сука, — сказал новоизбранный президент, ни к кому, впрочем, конкретно не обращаясь, и выскочил во двор к бассейну, посреди которого в большом надувном кругу сидела Юлия Тимошенко с запотевшим бокалом шампанского в одной руке и розовой аниматорской «сосиской» в другой.
— Вы, Вольдемар, «Вдову Клико» местную пробовали? — приветливо спросила Тимошенко. — Не пробуйте, говно страшное. Бодяжат, сволочи, безбожно. Пришлось пару бутылок с яхты прихватить.
— С какой еще яхты? — настороженно спросил Зеленский.
— Вам туда пока нельзя, — отмахнулась Тимошенко и ободряюще стукнула его «сосиской» по лбу. — Как погодка в Кривом Рагу?
— Я чёт юмора-та не понял, — надулся Зеленский, еще не вполне отошедший от общения с российскими медиа. — Кто-то булаву мою президентскую спрятал. Вы не брали, случаем?
— Вот еще, нужна она мне, — засмеялась Тимошенко. — Сам победил, сам теперь с ней и возись, туловище. Хочешь, дам «сосиску» потренироваться, тебе будет как раз.
— А лучше мою возьми, — прогудел сзади над ухом баритональный бас Ляшко, и Зеленский с воплем ужаса слепо отскочил в сторону, поскользнулся на кафельной плитке и спиной вперед упал в бассейн, краем глаза, впрочем, успев заметить, что в руках у радикала действительно была аниматорская «сосиска», только другого цвета. Владимиру стало стыдно.
Ляшко смотрел на новоизбранного президента с немым оппозиционным укором.
— Хоть бы тварынку безпритульну покормил, — укоризненно сказал радикал. — Хоть бы помог хлопцю продать свечки на Паску.
В воде рядом с Зеленским что-то знакомо булькнуло, и из маслянисто переливающегося на солнце пузыря появилась оскаленная голова журналистки Скабеевой.
— Влаадим Алексанч, вы, кажжцца, что-т скаазали, что амнистии не будет? — угрожающе спросила Скабеева. — Дайце атвет раассийскай прессе.
Зеленский поспешно сорвал с головы бейсболку и, скомкав ее в плотный комок, глубоко засунул Скабеевой в рот, после чего под неприятное девичье хихиканье (он надеялся, что это была Тимошенко) стремительно покинул бассейн и затрусил по газону к дымящемуся мангалу, которым заправлял усатый турок в очках, при ближайшем рассмотрении оказавшийся бывшим кандидатом в президенты Анатолием Гриценко.
— Чок гюзееель, — растерянно сказал Зеленский. — А где Мехмеет?
— Пошли с Апаршиным мясо добывать, а я все равно до парламентских совершенно свободен, — светски объяснил Гриценко, агрессивно ковыряясь в углях кочергой. — Не волнуйся, они быстро. Проголодался небось, мурлыка?
— Я не мурлыыка, — угрюмо промурчал Зеленский. — От меняаа кто-то булавууу спрятал. Не вы ли это сделали, завистливый полковник?
— За такие подозрения я могу от обиды проткнуть вас шампуром, — бесстрастно ответил Гриценко. — Но не стану. Вы и так себя довольно наказали, глупый, самонадеянный болван.
— Слушайте, — взорвался, наконец, Зеленский, — чего вы все заладили?! Не надо завидовать! Завидовать не надо, ясно вам?! Я знаю, что это будут лучшие годы моей жизни!
— Это вы слушайте, оптимистическая трагедия, — жестко сказал Гриценко и, наклонившись к уху новоизбранного президента, продолжил страшным шепотом: — Стоило мне посоветовать вам профессионала в сфере обороны Ивана Апаршина, как случилось знаете что? Москва подготовила против него провокацию: по моим данным, Россия планирует запустить через свои СМИ фейк, якобы Апаршин является людоедом и агентом КГБ!
— Так, довольно, с меня хватит, — устало сказал Зеленский. — Мне уже слухи про вашего Апаршина вот где. Не слишком ли много проблем от этого профессионала?
— Поверьте, Апаршин того стоит, — твердо сказал Гриценко. — Он из этого отеля за один только первый день столько избыточного имущества распродал, что теперь весь Стамбул в фирменных тапочках ходит. И всю выручку, заметьте, раздал рядовому составу!
— Извиииницце, Влаадим Алексанч, — сказала русская журналистка Скабеева, с чавканьем подгребая сзади и кладя на плечо Зеленскому тяжелую мокрую руку. — Раз есць каанфликт, ево как-т над реешаць, скаажиць хоть что-нибуць а льготах для апалченцев Данбасса.
— Вы имеете в виду бунтареей? — глупо переспросил Зеленский, делая незаметные жесты Гриценко, чтоб ударил ее по голове кочергой.
— Да, и еще где мне наайци тааварьща Апаршина? — приободрившись, продолжала Скабеева. — Тааварьщи паа службе из ФСБ передали ему шифраграамму и граамату «Саатрудник месица».
Не успел Гриценко объяснить российской прессе, что товарищ Апаршин и товарищ Мехмет ушли за мясом, как в дыму за спиной Скабеевой проступили знакомые по ток-шоу «Право на владу» черты улыбающегося Ганнибала Лектера.
— Мамочки, — сказал Зеленский.
Что-то чиркнуло Скабееву чем-то по горлу и с невероятной скоростью утащило в сгущающиеся сумерки.
— Угли готовы, скоро будем кушать! — с нервной улыбкой объявил Гриценко, поднимая кочергой снопы искр над мангалом. — Уверен, Иван и Мехмет уже добыли свою добычу.
— Просто отдайте мне булаву, и я пойду, — хриплее обычного сказал Зеленский. — Что-то мне нехорошо.
На территории отеля включились фонари. В их свете к мангалу энергично подошел заметно помолодевший после выборов Петр Порошенко.
— Слава Украине! — поздоровался он, вынимая из-за пояса булаву. — Кому булаву?
— Привеет, — сказал Зеленский. — Мне.
— Ну на, — сказал Порошенко. — Надеюсь, вместе общими усилиями…
— Збазиибо, збаазиибо, дарагие друзйаа, — просиял Зеленский, схватив вожделенный предмет. — Эх, вот я теперь! Вот теперь-то я!
Быстро оглянувшись по сторонам, новоизбранный глава государства сказал «ага!», бросился к близлежащим кустам и через несколько секунд с натугой выкатил оттуда небольшой рояль. Подмигнув собравшимся, он поднял крышку инструмента и застучал булавой по клавишам вальс из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь». Получилось не так хорошо, как обычно.
— Слишком толстая, — наконец, хмыкнул Зеленский. — Ничего, на инаугурации можно будет фонограмму включить, а потом потихоньку научусь.
Одарив собравшихся загадочной улыбкой творческого гения, Владимир убежал в свой номер.
Из тьмы неслышной тенью, профессионально избегая камер службы безопасности, явился хищно ухмыляющийся советник Апаршин и попытался было устремиться следом за Зеленским, но Гриценко положил ему руку на плечо и отрицательно покачал головой.
Апаршин пожал плечами и вернулся помогать Мехмету у мангала. В воздухе поплыл запах жареного.
Василий Рыбников / Цензор.нет
