Досрочные выборы в Великобритании, объявленные на три года раньше срока, должны были укрепить положение Терезы Мэй и развязать ей руки для наиболее жесткого варианта переговоров по брекзиту – вплоть до разрыва с хлопаньем дверями и полной потери доступа на рынок ЕС. Воплощая безумную волю граждан, кабинет Мэй добился немногого, – пишет Максим Михайленко для Деловой столицы. – Экономические показатели Великобритании являются одними из худших в Союзе, где она продолжает оставаться в статусе медведя-шатуна, разведшего бессмысленную склоку с утопической целью вернуться в прошлое.
Говоря откровенно, цена за выход из ЕС оказалась для Соединенного Королевства непосильной, но политики-титаны остались в прошлом и некому отобрать молоко у школьников, как Маргарет Тэтчер, ясно сказав, что в данном случае народная воля противоречит интересам эффективного государства.
И консерваторы, и лейбористы погнались за избирателями-«брекситирами», часть которых, подслеповато щурясь, выползла из своих норок на участки для голосования первый раз в жизни. Однако, похоже, это было разовое явление. Даже Найджел Фарадж, чья изоляционистская партия UKIP пролетела мимо парламента, встревожился – под руководством Мэй консерваторы утратили однопартийное большинство, а министр по вопросам выхода из ЕС Дэвид Дэвис, больше прочих «топивший» за досрочные выборы, вроде бы согласен на уступки.
Сами же консерваторы говорят, что Дэвис «достал» многих и в самом кабинете. В общем, называя левых потенциальной «коалицией хаоса», тори и сами выглядят не лучше, и теперь подвергаются язвительным нападкам оппонентов.
Явка на неожиданные выборы составила 68,6% — самый высокий результат за двадцать лет (тогда впервые победили лейбористы Тони Блэра, получив 418 мест из 659 и отправив консерваторов в оппозицию на долгих 22 года). При этом итог выборов крайне противоречив – трудно сказать, что именно он означает, кроме продолжения кризиса партийной системы Великобритании, начавшегося в 2010 году неудачной попыткой обеих основных партий получить большинство и формированием коалиционного кабинета. А в Соединенном Королевстве такие коалиции не приняты, они невротизируют политическую жизнь, делают правительство неуверенным. Теперь страна получает второй за два года «подвешенный» парламент, как это называют британские комментаторы. Что же он собой представляет, почему так произошло и чего ждать от Лондона?
Во-первых, следует сказать, что ошиблись все опросы, кроме YouGov, неделей ранее шокировавшего общественность расчетом, показавшим, что консерваторы утратили свой гигантский отрыв в 24% и не смогут удержать однопартийное большинство. Вместо нынешних 330 мест, которого добился Дэвид Камерон в 2015 году, при минимальном необходимом большинстве в 326, они получат 318.
Правда, Кэмерон добился неожиданного успеха довольно скользким способом – обещая евроскептикам тот самый референдум, но впоследствии в рамках этого референдума он лично агитировал против выхода из ЕС, а сам этот референдум привел к жалким, если не катастрофическим последствиям для королевства. С тех пор консерваторы впряглись в процесс Brexit, и Тереза Мэй взяла на себя ответственность за успех этого начинания. А это соревнование, в котором все козыри – в руках Брюсселя, британские евроскептики явно переоценили вес своей страны в союзе и ее возможности.
Во-вторых, поддакивать кабинету стали и лейбористы Джереми Корбина, с одной стороны, называя ЕС чуть ли не клубом корпораций (старый социалист Корбин как-то очень неискренне выступал против выхода из ЕС), а с другой – опасаясь за сегмент собственных избирателей, которые оказались тайными изоляционистами.
Похоже, это была не слишком правильная тактика, ведь консолидировав раздраженных проевропейских избирателей, трудовики, скорее всего, могли бы и выиграть. Но можно вспомнить, что после брекзита партия, воспринимая его как выборы, требовала от Корбина, которого поддерживают всего около трети парламентариев-лейбористов, сдать лидерские полномочия. Он отказался, и имел право.
Уйдет ли Корбин теперь? Вряд ли, ведь партия прибавила в среднем 31 место (36 округов приобрела и 5 проиграла), а это крупный успех. И комментаторы признают, что лейбористы обязаны своим успехом простецкой, принципиальной и коммунистической харизме Корбина – а этот результат (не менее 261 места) лучше, чем полученный семь лет назад тогдашним премьером Гордоном Брауном.
Похоже, британцы стали ностальгировать по временам Блэра, когда у них не отбирали разнообразных оплачиваемых прав и льгот, и не добивали риторикой о том, что «надо затянуть пояса». Надо сказать, что Мэй обещала пойти навстречу малоимущим слоям, даже ударялась в популизм, но причина проблем банальна: денег нет и не будет. Ведь надо как-то откупиться от ЕС или внезапно утратить его рынок. А ничего не получается, и сказки о процветании, которое должен принести Brexit, начали надоедать среднему британцу.
Кроме того, Корбин был гораздо доступнее для избирателей и журналистов, чем Мэй, и это тоже сыграло определенную роль. Корбин заявил о том, что его партия является очевидным победителем на выборах, тем более, что она взяла (или вернула) округа во всех частях королевства. Но шансов на создание так называемого прогрессивного альянса с другими левыми и либеральными, а также антицентристскими силами у лейбористов нет (по крайней мере – пока).
В-третьих, пропорционально самые большие электоральные потери понесла Шотландская национальная партия, выступающая за обособление Шотландии и исповедующая левые и проевропейские взгляды – ее представительство сократилось на целых 19 мест. В своем округе проиграл даже бывший первый министр Шотландии Алекс Салмонд, таким образом, завершивший свою 30-летнюю политическую карьеру, а также другие известные националисты.
Похоже, избиратели элементарно разочаровались в попытках националистов хоть что-то успешно завершить – так, Великобритания пока остается в ЕС вся в целом, а переговоры теперь явно зависнут. А ведь сначала надо выйти из ЕС, затем – из Соединенного Королевства, и вновь вступать в Союз на общих основаниях. А это довольно сложно – процесс затянется на годы. Поэтому шотландцы, видимо, решили не экспериментировать. Да и тори быстрее доведут королевство до разъединения – так что здесь заметен своего рода маккиавелистский мотив голосования.
Возвратилась на арену Либерально-демократическая партия, в 2015 году сильно пострадавшая из-за коалиции с консерваторами, поскольку ее избиратель счел, что его наказ нарушен: в него никак не входило разламывание ЕС. Партия прибавила три округа и стала четвертой по величине фракцией. Но от нее по-прежнему мало что зависит.
Тем не менее, если сосчитать весь потенциал так называемого «прогрессивного альянса», то лейбористы, шотландские националисты, либеральные демократы, валлийские националисты, зеленые и независимые – могут получить примерно 314 мест. Теоретически, раз Корбин выступал за то, чтобы отпустить Ольстер, то за него могла бы вписаться националистическая Шинн Фейн. Она тоже увеличила свое представительство на три места – тревожный звонок для политики Лондона в Северной Ирландии. Однако партия уже заявила о том, что не возьмет мандаты (так она делает многие годы, и получаются своего рода «пустые места»). Мол, варитесь в своем английском соку и дальше. Но и с ней в и без того слишком пестрой коалиции Корбина оказался бы лишь 321 штык.
Поэтому золотая акция находится в руках другой партии из Северной Ирландии – унионистов, выступающих за сохранение Ольстера в составе Великобритании. Ведь у них целых десять мест (+2). Но на эти мандаты как раз рассчитывают тори. А сами унионисты, согласно заявлению их лидера Арлен Фостер, прекрасно понимающей, сколько весят теперь ее голоса, ведут себя загадочно – намекают, что торг будет долгим, и что Мэй несет полную ответственность за результат, так почему бы ей не уйти?
Таким образом, на британском политическом Олимпе произошел раздрай – ведь сама Мэй, по крайней мере, ранее не объявляла о намерении уйти в отставку. Да ведь и фракция все-таки самая большая, формально тори одержали победу, но фактически – дьявол в деталях. Что же из этого следует?
Первое – позиции Лондона в торге с Брюсселем за цену Brexit резко ослабли. Кроме тори, у которых нет решающего большинства, и изоляционистов, которым до большинства далеко, эту линию никто не поддерживает. Но и прекратить бессмысленный и дорогой процесс Даунинг-стрит побаивается: как-никак – воля народа. Это дилемма – гордиев узел, который можно разве что разрубить. Либо – конец Brexit, либо – отчаливание от Европы без контрибуций, но и без континентального рынка (и резкий экономический шок в и без того слабеющей экономике).
Второе – до поры до времени правительство все-таки будет держаться на консерваторах, а соответственно отсутствует перспектива изменений политики жесткого сдерживания России. Это важно для Украины, поскольку Великобритания является единственной страной, с уважением отнесшейся к Будапештскому меморандуму.
Третье – не исключена смена премьер-министра (хотя Мэй отвергает такой вариант), а в перспективе, если переговорный потенциал будет исчерпан, и новые досрочные выборы. Наконец, продолжение курса на Brexit ускорит и усилит сепаратизм в Северной Ирландии. В этом смысле стал ненадежным, судя по карте результатов, и Уэльс. Шотландия же продолжает расшатываться (просто начат поиск новых лидеров). Удержать эти земли Лондон может только сохранив членство Великобритании в ЕС. А будет ли новая или обновленная власть продолжать этот гибельный курс – покажут ближайшие недели.
