Причины ухода Леонида Кучмы вполне очевидны и не нуждаются в конспирологических пояснениях. Патриарху украинской политики 80 лет. Несмотря на внешнюю бодрость, он стар.
Конечно, бывших политиков не бывает – и, насколько можно судить, Леонид Данилович даже в свои немалые года не утратил некоторых амбиций. Будь у него возможность в разумные в его возрасте сроки, скажем, за год-полтора, возложить на себя лавры успешного миротворца, он мог бы, вероятно, и повременить с уходом. Но Кучма – прагматик и реалист, и слишком хорошо знает своих московских визави.
Он понимает, что переговоры будут идти неограниченно долго – в принципе, столько, сколько еще одновременно просуществуют Украина, Россия и ОБСЕ – или, в широком смысле, вся международно-правовая система. В нынешнем же трехстороннем раскладе никакой компромисс недостижим – хотя бы потому, что переговоры ведутся между участниками, одновременное существование которых в долговременной перспективе невозможно. Россия не совместима ни с независимой Украиной, ни с существующим, пусть даже формально, международным правом в его нынешнем виде. При этом все три стороны находятся в неустойчивом состоянии, с неясным исходом.
Россия качается, ее сотрясает набирающий силу коллапс и распад – но этот распад может затянуться надолго. Он даже может быть отсрочен каким-то промежуточным реваншем, – к примеру, поглощение Украины вполне способно оттянуть его еще лет на 30, а то и все 50.
В свою очередь, Украина только сейчас, в войне с Россией, обретает полноценную независимость от нее. Но она еще не победила окончательно, и может также и проиграть эту войну, утратив даже то, что есть у нее сегодня.
Наконец, и международно-правовая система в целом, и ОБСЕ в частности, пребывают в ситуации кризиса и полураспада. Они неизбежно должны умереть – и затем, если все пойдет хорошо, воскреснуть, став чем-то качественно иным, отличным от них, сегодняшних, даже в большей степени, чем бабочка от куколки.
Итак, за стол переговоров в Минске волевым решением были усажены представители трех систем, две из которых принципиально несовместимы друг с другом. При этом обе они находятся в переходных, и потому неустойчивых состояниях. Предмет же спора, и одновременно третий участник переговоров – Украина, еще не оторвалась окончательно от России, и не приросла столь же окончательно к западному миру. И хотя этот процесс идет, и Киев старается ускорить его, насколько возможно, рождение нового потребует времени.
Человеческий материал, из которого предстоит построить украинскую независимость, крайне неоднороден, и применим для этой цели лишь с большими оговорками. Процесс формирования нации вообще похож на беременность – в том смысле, что ускорить его крайне трудно, можно лишь обеспечить благоприятное развитие плода. При этом наибольшую угрозу для Украины несет сегодня не Донбасс, не потеря Крыма, не российские войска на линии противостояния, а ее собственные внутренние противоречия. И Москва, отлично сознавая это, старается придать этим противоречиям наибольшую амплитуду, используя войну как инструмент и предлог для их раскачки. Москве не нужен Донбасс, и не нужен Крым. Москве нужна вся Украина, целиком, в худшем случае – без каких-нибудь мелочей, которыми она готова подкупить западных соседей.
Это означает, что переговоры в Минске с самого начала несли смысловую нагрузку, принципиально отличную от обычного понимания переговоров в международно-правовом смысле. Впрочем, это касается любых переговоров, в которых участвует Россия.
Слова «компромисс» не существует в кремлевском политическом словаре. Вся российская, советская и снова российская дипломатия всегда скрывала за своей риторикой либо низкопоклонство перед сильнейшим, либо глумление над слабым, либо блеф, попытку находясь на слабой позиции выдать ее за сильную и запугать противника. Под словом же «компромисс» в Кремле всегда понимали симуляцию перемирия вместе с одновременным продолжением войны иными, тайными методами с целью подготовки уже открытого реванша. Иных подходов московитское мышление просто не знает – и в истории едва ли возможно отыскать мирный договор, которым Россия не прикрывала бы намерение нанести неожиданный удар, и который она бы не нарушила или не готовилась бы нарушить – но не успела, поскольку другая сторона нарушила его раньше.
Ровно такой же отложенной агрессией были все постсоветские соглашения, заключенные Москвой с бывшими союзными республиками. В Кремле никогда не признавали их полноценными государствами, и не признают до сегодняшнего дня, рассматривая исключительно как территории, подлежащие возврату. Иной вопрос, что страны Балтии, к примеру, ушли под зонтик НАТО. Что же, это усложняет Москве задачу по их возвращению, и усложняет сильно, но не снимает ее с повестки дня.
Понимал ли все это Кучма, соглашаясь возглавить переговоры с украинской стороны? Разумеется, да – человек, чьим именем помечена книга «Украина – не Россия», не мог этого не понимать. Но Украина в тот момент находилась в крайне сложном положении. Россия была готова наступать на всех фронтах – она к этому готовилась много лет. Правда, по замыслу Москвы, поглощение Украины должно было носить характер исключительно мирный, гибридная же война была планом запасным и крайним. Но и к ней, как и к прямой военной агрессии, в качестве уже самого последнего средства, Москва была готова, а Украина на тот момент – нет. И Кучма – тонкий и глубокий знаток совковой психологии – взял на себя роль посредника, способного вести игру на совковом поле. В основном ему приходилось блефовать, поскольку реальные мускулы Украине еще нужно было нарастить – и он успешно делал это, хорошо зная россиян.
Надо признать, что Леонид Данилович вполне удачно разыграл эту роль. Хотя в плане достижения перемирия – заявленной цели переговоров – результаты, достигнутые контактной группой, в целом, нулевые, площадка в Минске успешно сработала как фактор сдерживания. Она дала Украине время реорганизовать армию, заручиться поддержкой в мире и навести хотя бы относительный – но, несомненно, гораздо лучший, по сравнению с 2014 годом, – порядок у себя в тылах. Невыполнение Россией Минских соглашений стало основой для введения против нее санкций. При этом, никого уже не волновало, что соглашения эти невыполнимы в принципе, причем, с украинской стороны они невыполнимы едва ли не более, чем с российской.
Итак, переговорное искусство Кучмы подарило нам несколько лет, необходимых для наращивания реальных мускулов: военных, дипломатических, пропагандистских. Закончен ли этот процесс? Нет, он далеко не закончен, и мы по прежнему пребываем в изрядном беспорядке, так что еще 4-5 лет присутствия Кучмы в контактной группе, возможно, были бы полезны. Но по сравнению с 2014 годом наше положение упрочилось. Что же касается Кучмы, то увы, у каждого человека есть свой предел прочности. И, надо сказать, что Кучма сделан из крепкого материала – далеко не каждый был бы способен на столь активную деятельность на пороге 80-летия. Так что скажем вслед ему, уходящему, спасибо за все, что он сделал – а сделал он немало – и подумаем о том, как изменится дух переговоров после его ухода. Потому, что в том, что он изменится – сомнений нет.
Спецпредставитель главы ОБСЕ Мартин Сайдик уже выразил надежду на то, что уход Кучмы и замена его на новую фигуру «не скажутся негативно на усилиях контактной группы». По большей части, это форма вежливого прощания – и одновременно приветствия нового представителя. Вопрос же о том, что является негативным, а что позитивным, естественно, остался за кадром.
Официально замена еще не объявлена, и это тоже понятно. До следующего заседания 16 октября есть время, а Украине психологически выгоднее объявить фамилию нового представителя в самый последний момент, держа интригу как можно дольше, и оставив российской стороне как можно меньше времени для подготовки. Но, с большой долей вероятности, Кучму заменит советник президента Украины Руслан Демченко, курирующий украино-российское направление, который постоянно присутствовал на встречах в Минске. И даже если официальным представителем Украины будет объявлен кто-то другой, роль Демченко в течение периода, за который новый представитель будет входить в курс дела, и вырабатывать свою линию поведения, все равно будет огромной.
Почему новому представителю придется выработать собственную линию? Потому, что второго человека, способного проводить на переговорах и на полях переговоров «линию Кучмы», просто нет. Ни у кого нет требуемого сочетания качеств. У кого-то есть имидж и авторитет – но нет соответствующего опыта. У кого-то, вероятно, есть опыт и не худшее, чем у Кучмы, понимание деструктивной и агрессивной психологии россиян – но нет его имиджа и авторитета. Впрочем, таких наверняка немного. Все же поколение Кучмы – поколение тех, кто прошел полноценную аппаратную школу еще в Союзе и знает советских функционеров как облупленных – уже уходит, а 53-летний Руслан Демченко – человек из совсем другой эпохи.
Это не хорошо и не плохо, как не хорош и не плох ход времени. То, что Демченко (или кому-то еще) придется выстраивать новую линию – данность. Вопрос в том, какова она будет, и сможет ли новый представитель выстроит линию переговоров, посильную для него, и удобную для Украины.
Сила Кучмы была в ясном понимании украино-советской сути конфликта, главной целью которого является окончательный выход Украины из состава рухнувшего СССР – и в видении порождаемой этой сутью цепочки причин и следствий: бесплодности переговоров в долговременном и стратегическом плане, но возможности частных и кратковременных договоренностей.
Кучма видел и то, что вывести переговоры на полноценный международный формат сейчас едва ли возможно. Слишком много преград воздвигнуто на этом пути – ведь именно к созданию максимального числа препятствий к восприятию Украины полноценным, независимым, и никаким особенным образом не связанным с Россией государством и сводилась, по сути вся украинская линия Москвы с момента распада СССР: от саботажа делимитации границы до оккупационного контингента в Севастополе.
Успехи России в этом направлении породили и Будапештский меморандум, подписанты которого уклонились от полноценных гарантий — и, по своей логике были правы, поскольку не верили до конца в украинскую государственность. Все они продолжали видеть в Украине всего лишь московский протекторат, который лучше не допускать в ядерный клуб, просто по причине его слабости как государства. Вопрос же о реальной защите Украины от российской агрессии в тот момент просто не стоял на повестке дня, причем он был не актуален не потому даже, что российская агрессия представлялась невозможной, а потому, что существование независимости, безопасность которой нужно было гарантировать, само по себе вызывало вопросы. По этой причине документ и получился абсолютно пустым – и упрек, высказанный Кучмой в кулуарах 15-ой встречи Ялтинской Европейской Стратегии (YES), о том, что члены ядерного клуба грубо обманули наше государство, справедлив лишь отчасти.
Более двух десятилетий Украина находилась в переходном и неустойчивом состоянии. Продекларировав независимость от России, но не добившись ее в полной мере, она мало-помалу сдавала даже то, что было завоевано. Эту затянувшуюся неопределенность могла решить только война, итогом которой станет либо полное размежевание, и завоевание Украиной полномасштабной, уже безо всяких оговорок, независимости – либо падение в Россию. В этом плане нынешний конфликт, при всем его трагизме, несомненное благо для Украины.
Из сказанного вырисовывается и новый дух переговоров, который предстоит привнести в них новому представителю Украины. Российский представитель Борис Грызлов воспринимал Леонида Кучму все же как человека, вышедшего из одной с ним системы, притом старшего не столько даже по возрасту, сколько по опыту функционирования в этой системе, то есть, до известной степени, как своего, а конфликт – скорее как внутрисистемный. Это позволяло Кучме, играя на постсоветских ностальгических комплексах, удачно тянуть время, добиваясь частных малозначительных уступок, и делая аналогичные уступки взамен. То есть, по сути, вести переговоры в рамках пост-СССР.
Задача же нового представителя видится в выводе переговоров на подлинно международный уровень – на уровень подписантов Будапештского меморандума, и без участия ОРДЛОвской шпаны. На тот уровень, о котором Кучма говорил – и вполне справедливо – как о недостижимом в настоящее время.
Иными словами, наиболее перспективной сегодня видится активность Украины за пределами переговоров, с демонстрацией назревшего пересмотра их формата. Что касается конструктивных контактов с российской стороной и перспектив урегулирования, то и и другое по-прежнему представляется нереальным. Но в изменившейся ситуации бесперспективность переговоров в их нынешнем формате выгоднее уже не затушевывать, а напротив, демонстрировать ярко и широко. Неисправимая кремлевская твердолобость, сохраняющая прежний подход к переговорам, в котором презрение к украинской государственности сочетается с неприятие любых компромиссов, что в сумме делает Россию недоговороспособной по отношению ко всем, без исключения, бывшим республикам СССР, будет играть нам при этом только на руку. Весьма вероятно, что она обеспечит нам и новых союзников из числа этих государств. В перспективе – вплоть до создания системы коллективной безопасности бывших республик СССР для защиты от угрозы российской агрессии – впрочем, это уже отдельная тема.
Сергей Ильченко / Деловая столица
