Избирательный цикл мая-октября следующего года, все основные и давно угаданные участники которого уже, похоже, встали на лыжи, коренным образом отличается от предыдущих. Причем как в разрезе президентских, так и парламентских выборов. Недавние замеры «Деминициатив» показывают (в разных проекциях) четыре примерно равновеликие группы избирателей, причем примерно 70% (!) уже к осени собрались на выборы, «точно» или «скорее всего».
Основные тенденции сезона: популизм, прагматизм, реакция, радикализм.
«Популизм» легко назвать «народничеством» (что это и означало в эпоху римской республики, а также, до определенной степени, в современном англоязычном политическом лексиконе). Или ‒ правым или левым социализмом.
Прагматизм может означать как «умеренность», «консерватизм», так и «приспособленчество». Тем более что теория рационального выбора, перекочевавшая из экономики и маркетинга в политологию, в последнее десятилетие начала давать серьезные сбои. Сегодня впору говорить, по-видимому, о закономерностях выбора иррационального…
Радикализм в тех или иных ипостасях предстает как революционность или же прогрессизм. К примеру, именно так воспринимаются в США сегодня левые демократы крыла сенатора Берни Сандерса, все чаще одерживающие электоральные победы. А также ‒ не до конца проглоченное волной Трампа правое либертарианское движение Чаепития.
Что касается «реакции», то на нее, конечно, с какой семантической стороны ни посмотри, ‒ плоха. Однако в каждом меняющемся обществе всегда присутствует такой сегмент избирателей и политиков, тщащихся представлять их интересы. Хотя термин «реакция» традиционно принадлежит к словарю, обслуживающему реалии обществ, пребывающих в революционной ломке, и обозначает отступающую и защищающуюся социальную группу, причем, как правило, связанную со свергнутым «режимом», в Украине это не до конца так.
В одной из первых антиколониальных войн в Нижних Землях (ныне, в основном, это Нидерланды и Бельгия) далеко не все противники революции были дворянами, католиками или испанцами. Это был очень сложносплетённый гобелен интересов, общин и даже «ересей». Точно так же и в Англии с Шотландией, где внутренний и внешний конфликт, в чем-то очень похожий на украинский, вовлек целый ряд стран Европы. Далеко не все противники республики и военной диктатуры Оливера Кромвеля обязательно были «якобитами», сторонниками павшей династии Стюартов, католиками, опять же, или дремучими помещиками. Шотландское королевство в лице всех своих политических группировок всегда преследовало собственные интересы (и так около 70 лет с начала заседаний Долгого парламента). Не говоря уже о том, что на протяжении практически всего правления во Франции первого министра (и, собственно, «морганатического» мужа регентши Анны Австрийской) Джулио Мазарини официальный Париж поддерживал режим Кромвеля, по сути, не оказывая никакой поддержки свергнутой династии, если не сказать наоборот.
Точно так же и в наиболее классическом из известных французском случае. Такая формула реакционности, как лояльность к Папе, королю и сеньору, работала в случае вандейского мятежа, но она не распространялась на другие части французской республики, где сильны были позиции иных революционных партий.
Столь детальный экскурс был необходим для того, чтобы объяснить, почему и наш предвыборный социум сегодня настолько фрагментирован. Не стоит забывать о «молчащих 40%». Это те, кто сейчас говорит «не пойду на выборы», «другой политик», «трудно сказать». Чьи симпатии можно до какой-то степени угадать, но очевидно, что именно конечное распределение «молчунов» и решит судьбу, по крайней мере, более близких по времени выборов президентских.
А теперь попытаемся расставить по четырем углам нашего политического прямоугольника (хотя скорее ромба, настолько все сегодня перекошено ударом революции и войны) явившихся на ристалище президентской гонки игроков.
Так, к некоторому удивлению «тусовки», Вадим Рабинович, имевший благодаря влиянию ассоциируемого с ним телеканала, проявившимся навыкам политического демагога и долгой истории в бизнесе оригинальную харизму, резко сдвинулся в нишу «реакции». И провалился в рейтинге. Это произошло в силу инкорпорации в партию «За життя» Виктора Медведчука, чьи последние электоральные успехи, даже оставляя за скобками его нынешнюю репутацию, относятся, в лучшем случае, к началу 2000-х годов.
Сегмент реакции Рабиновичу, если он пойдет на выборы, придется делить с Юрием Бойко (чей рейтинг стагнирует) и младшим Вилкулом, а в разрезе финансирования кампании ‒ с Ринатом Ахметовым, Дмитрием Фирташем (Сергеем Левочкиным) и Вадимом Новинским. Максимальный охват всех троих кандидатов, если верить усредненной «социологии», ‒20% избирателей от определившихся.
Нишу популистов плотно оккупируют сегодня вечный финалист или серебряный призер президентских гонок последних восьми лет Юлия Тимошенко и ее бывший «правофланговый» защитник Олег Ляшко. В этом сегменте пересекаются, крайне запутанным образом, интересы Игоря Коломойского, чьи финансовые возможности скованы британским правосудием, но медийный потенциал остается более чем весомым, и Рината Ахметова, по привычке разложившего золотые яйца в разные корзины (и явно не доверяющего шансам «реакционного фланга»). Но есть мнение, что и Рабиновича с телеканалами Меведчука ‒ Портнова в Москве могут принести в жертву «верной» кандидатуре Тимошенко, чей зять Артур Чечёткин, как недавно выяснилось, частый гость в Москве. Сегмент, который делят популисты, весит до 25%.
Прагматический сегмент наиболее консолидирован, в какой-то степени от безвыходности. Это разноликий альянс действующего президента Порошенко, министров, депутатов и других руководителей от «Народного фронта», а также держащего дистанцию между ними премьера Владимира Гройсмана. Что бы ни говорили люди социологам, во всех циклах украинской политической истории 20% стабильно голосуют за власть, как они ее понимают, а 20% ‒ против. Если посчитать не только рейтинги Порошенко (утвердившегося на третьем месте в силу рейтингового провала Рабиновича) и Гройсмана (который на выборы не идет), но и всех мелких партий умеренного толка, которые при этом имеют огромное местное представительство (АП, «Наш край», «Возрождение» и прочие), то можно эти 20% зафиксировать.
Еще 20% ‒ это разнородная, но приобретающая некоторые устойчивые контуры «прогрессистская» коалиция мелких партий вокруг Анатолия Гриценко. Огромный дефицит медиаресурсов виден даже по тому, что Гриценко можно было недавно наблюдать даже на канале «ЧП. Инфо». Но фантазии одиночек скоро схлынут. Так, те же «новые лидеры» Пинчука ‒ Вакарчука ‒ Рыбачука захлебнулись, толком не разродившись. Проблема Гриценко и неудачный пока флирт с Садовым, который смог бы своей поддержкой стабилизировать его второе место. Но, увы. Кроме того, нет структуры, нет способности к компромиссам, прочее по мелочи.
Правда, в отношении «национал-либерализма» полковника Гриценко все-таки остаются сомнения. Так, он является (как и Олег Ляшко) сторонником учреждения самой что ни на есть президентской республики. Мотивы понятны, но амбиций и прожектов, говоря очень вежливо, через край.
Поэтому, как представляется, за неимением на данный момент «макронов», «трампов», «обам», «пашинянов» и «эрдоганов», судьбу весенних выборов решают оставшиеся 15-20%, часть которых сегодня поддерживает откровенно маргинальных кандидатов, а часть ‒ продолжает говорить, что не определилась.
Явно скручивая в кармане фигу.
Максим Михайленко / Фраза
