На следующий день после взрыва в камере хранения в магазине «Перекресток» в Санкт-Петербурге президент Путин сообщил россиянам, что это был теракт, и он уже дал спецслужбам команду «в плен никого не брать, ликвидировать бандитов на месте». Правда, главное управление Следственного комитета по Санкт-Петербургу возбудило уголовное дело не по статье 205 («Теракт»), а по статьям 30 и 105 ч.2 УК РФ («Покушение на убийство двух и более лиц общественно опасным способом»). Президенту, конечно, виднее…
Требование президента «не брать пленных» должно понравиться ядерному избирателю Путина, поскольку точно соответствует имиджу мачо, с которым он шел на свою первую президентскую кампанию в 2000 году. Тогда формированию этого имиджа немало поспособствовало данное им за несколько месяцев до выборов обещание «мочить в сортире» террористов.
Мертвый террорист – существо выгодное во всех отношениях. И главная выгода вовсе не в том, что он, будучи мертвым, не причинит больше никому зла. Главная выгода в том, что став мертвым, террорист становится необыкновенно молчаливым. Не сможет ничего рассказать на суде и следствии. Не приведет доказательств своей невиновности, если он на самом деле убит по ошибке или по злому умыслу. Не сдаст своих соучастников из числа оборотней в погонах, если они вдруг имеются. Во время теракта на Дубровке в 2002 году были убиты все до единого террористы. Большинство из них были убиты выстрелами в затылок, когда они уже были без сознания под действием усыпляющего (отравляющего) газа.
Во время войны пленный может стать важным источником информации, «языком». У Путина все войны носят предвыборный характер и не прекращаются ни на минуту вот уже 18-й год. А на предвыборной войне информация от пленных только мешает, поскольку главный противник – собственное население. Все те с кем вроде бы Путин воюет, будь то террористы, или сирийский и украинский народы в целом – это все средство для победы над главным врагом – глубоко им ненавидимыми россиянами. Поэтому и «языки» в предвыборной войне Путину не нужны, они только мешают создавать «правильную картину», то есть врать.
После теракта в питерском метро 3.04.2017 в СМИ появились сообщения, указывающие на множество нестыковок в версии следствия. Стали высказываться гипотезы, что это не теракт, а провокация, организованная самой властью. По аналогии со взрывами жилых домов осенью 1999 года, когда гипотеза о том, что это дело рук ФСБ была подкреплена фактами, в том числе историей с «рязанским сахаром». В ситуации со взрывом в питерском «Перекрестке» никаких фактов, свидетельствующих о причастности власти, никто не приводит, но тем не менее такая гипотеза гуляет по социальным сетям.
И ее авторов сложно упрекать в конспирологичности мышления. Все дело в репутации. Когда случается теракт в Лондоне только тяжело больной человек может обвинить в его организации Терезу Мэй или Елизавету Вторую. Даже самые жесткие оппоненты Макрона или Меркель не обвиняют их в организации терактов. В любых грехах в диапазоне от неэффективности до нечистоплотности, но не в спланированном убийстве собственных граждан под видом теракта ради политической выгоды. Репутация Путина складывается из двух компонентов: из его собственных поступков и из кредитной истории той конторы, принадлежностью к которой он так гордится. И благодаря этой «композитной» репутации, которая, кстати, уже признана в мире, Путин будет находиться в числе первых подозреваемых в любой крупной гадости, совершенной на планете Земля. Тут некого винить, поскольку он эту репутацию зарабатывал всю свою жизнь. К сожалению, сейчас его репутация в значительной мере распространилась и на страну, которую он со своей ОПГ оккупировал.
Игорь Яковенко
