Смысл сланцевой революции – как в нефти, так и в газе – в том, что нефтегазовый бизнес перестает быть ресурсным и становится технологичным. Недавно меня пригласили в Норвегию, где собрались главы крупнейших нефтегазовых компаний мира, норвежское правительство и крупнейшие дипломаты, пишет Юрий Витренко для Нового времени.
Что они обсуждают? Они говорят: смотрите, ресурсы нас интересуют уже в меньшей степени, мы больше инвестируем в Соединенных Штатах, забирая деньги из ресурсных стран, где, казалось бы, крутая ресурсная база. Почему? Потому что в Штатах – из-за институциональных факторов, не ресурсных – выгоднее добывать нефть и газ. Мало того – в ресурсной стране ресурс невозобновляемый: мы пришли, забрали его, и на этом все.
Преимущества технологий в том, что мы постоянно чему-то учимся, и каждый раз делаем лучше. То есть, если ресурсы истощаются (там есть четкая кривая падения), то в случае с технологиями, наоборот, есть learning curve (кривая обучаемости). Иными словами, затраты с каждым проектом становятся меньше, и это делает добычу нефти и газа в США (условно говоря, сланцевую) более эффективной.
Мы в Украине, как и когда-то американцы, добывали много нефти и газа. Потом ресурс истощился, и все пошли добывать в другие плохие страны. Дальше появились технологии, и люди начали по-другому относиться к этому бизнесу. Теперь в Штатах добывают больше, чем добывали когда-то.
Пик добычи в Украине приходится на средину ХХ века – 60-70 млрд кубов. Сейчас добывается лишь 20 млрд. Если бы мы сделали то, что сделала Америка, пусть даже с пятилетним отставанием, то легко бы вышли на объемы добычи в разы больше, чем сейчас. А это значит, что сегодня мы могли бы экспортировать газ (пока он еще кому-то нужен). Смещали бы Россию с рынка Европы, использовали бы украинскую ГТС, и эти, условно говоря, дополнительные 40 млрд кубов совершенно спокойно могли бы идти на экспорт в Европу. Могли бы заработать деньги.
Но это все возможно только в том случае, когда есть модель экономического развития, основанная на рынках капитала. Для этого должны произойти соответствующие институциональные изменения, которые пока, к сожалению, маловероятны.
