Ксения Собчак взяла интервью у Алексея Навального. Это все равно, если бы Екатерина Фурцева взяла интервью у Леонида Брежнева. Ну, хорошо, не у Брежнева – у Суслова, – пишет Олег Панфилов для Нового времени. – И тот бы ей рассказывал, что население всей планеты жаждет выучить русский язык только за то, что «на нем разговаривал Ленин». Конечно, Навальный не секретарь ЦК КПСС, а Собчак – не министр культуры СССР, хотя ментально и тот, и другая близки к советским традициям.
Россия, наконец, начала ощущать на себе прелести прежних колонизаций и советского «интернационализма». Еще недавно все гордились советской «дружбой народов», когда все вместе, как золотые фигуры на фонтане ВДНХ, стояли, взявшись за руки, чтобы символизировать сплоченность и единство порабощенных советских народов. Простите – «свободных» народов, освободившихся от царского «порабощения». Население огромной страны, которое последние 500-600 лет прибавлялось с каждым военным походом и очередным завоеванием чужих территорий под кодовым названием «собирание земель русских», не могло быть интернациональным по сути – их заставляли быть таковыми.
Наверное, не стоит сравнивать империи – чем отличалась российская от коммунистической, советской. С точки зрения колониального отношения к захваченному населению – никак. Но Российская империя с царями из династии Гольштейн-Готторп-Романовых, и их мамами, бабушками и прабабушками немецкого происхождения, стремилась к Европе. Большевики от Европы бежали, закрылись «железным занавесом».
Российские императоры захватывали земли, ассимилировали народы, кого могли – насильно крестили, потом называли «русскими», кого не могли – звали туземцами и иноверцами, в быту – «басурманами» и «нехристями». Россия превращалась в огромную территорию, в которой не было единой национальной идеи, кроме веры в Бога, Царя и Отечество, все должны были быть «русскими», остатки неассимилированных народов были интересны лишь этнографам и лингвистам, с годами их становилось все меньше и меньше.
Собчак и Навальный полагают, что все эти «узбеки» когда-то добровольно присоединились к империи, вначале к Российской, затем советской, потому что мечтали знать и читать Пушкина. Для российских либералов Пушкин и другие классики русской литературы – некий показатель, эталон и даже индикатор отношения к России. Если так, то в Россию надо впускать после проверки: знаешь наизусть стихотворения Пушкина – можно жить 30 дней, знаешь еще и Лермонтова – можешь полгода жить, назовешь все книги Толстого – получишь вид на жительство. Проблема, однако, в том, что если такую же проверку делать для россиян, выезжающих за границу, то аэропорты придется закрыть. Кроме имен и фамилий большинство россиян вряд ли вспомнят героев Антона Чехова, или не смогут точно ответить, был ли Андрей Болконский женат на Анне Карениной.
Большевики настойчиво создавали миф внутреннего потребления о том, как все равны, что Советский Союз «дружная семья народов», хотя почти сразу появился термин «нацмен», означающий национальное меньшинство. Это меньшинство было у себя дома, на своей земле, но русские в Таджикистане или Азербайджане настойчиво называло таджиков и азербайджанцев «нацменами», поскольку они были таковыми в СССР, в империи русских, бывшей Российской империи, где чтобы стать своим, немцу или голландцу нужно было обязательно стать православным. И тогда Поль Брюло (Paul Bruleau) мог назвать своего сына русским православным художником Карлом Брюлловым. Как и императрица Екатерина II, урожденная София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская. Как и сотни тысяч других «русских» татарского, польского, украинского, французского, немецкого и прочего происхождения. Список «русских фамилий» тому подтверждение.
Советским вождям удалось вывести новый тип существа, который иронично называют Homo soveticus, в результате длительной селекции в ГУЛАГе, Бутырке, «Крестах», Лефортово и «Матросской тишине». Селекция прошла успешно и население до сих пор готово слушать бесконечно «Владимирский централ», а не Моцарта и Вивальди – как воспитывали, то и любят. Были советские национальные поэты и писатели – дородные с орденами и звездами героев социалистического труда, писавшие во славу социализма на языках завоеванных когда-то народов.
Конечно, все учили Пушкина и Лермонтова, предварительно получив от учителей литературы пропагандистский заряд – как понимать то или иное произведение классиков. Знали, что была несчастная Бэла из «Героя нашего времени», но не знали, что ее прообразом была 8-летняя черкешенка Сатаней, похищенная казаками в сожженном ими черкесском ауле, насильно крещенная и ставшая позже Екатериной Нечволодовой. Все жалели несчастного подростка-послушника Мцыри, но опять-таки не знали, что это тоже похищенный казаками черкесский мальчик, крещенный и отданный в монастырь на воспитание.
Пропаганда старалась убеждать советских людей в том, что они дружны и любят друг друга, настолько уважают, что рассказывают многочисленные анекдоты о глупых чукчах, хитрых татарах, жадных евреях. Про русских анекдотов почти не было, если не считать «национальные окраины», где потомки завоеванных сохраняли историческую память о погибших предках и уничтоженной культуре, и мстили хотя бы анекдотами.
Коммунистам удалось воспитать огромную серую массу, которая до сих пор верит, что все в СССР жили счастливо, но не хотят вспоминать, что были «нацменовские» разнарядки на поступления в ВУЗы, когда четко формировался «интернационализм» – два таджика, три узбека, один еврей, один татарин, «русские» были не в счет, они не были «нацменами».
Ксения Собчак и Алексей Навальный поспорили на тему, сколько людей на «национальных окраинах» знают русских поэтов и писателей. Навальный даже назвал конкретного классика – Пушкина. Наверное, того, кого он еще помнит. Назвал даже конкретную страну – Узбекистан, где, по мнению Навального, уже не знают Пушкина. В ответ из Узбекистана в YouTube размещено несколько десятков видео, в которых этнические узбеки показывают памятники русскому поэту и наизусть читают его произведения. Ксения Собчак ничего не захотела возразить, хотя с Узбекистаном была связана значительная часть жизни ее отца, Анатолия Собчака, 15 лет прожившего в Коканде, за все свое детство, так и не научившись общаться на узбекском языке.
Советская система научила людей примитивному распознаванию: в детстве октябрятский значок, пионерский галстук, комсомольский значок, потом – коллективное участие в праздничных демонстрациях 1 мая и 7 ноября, обязательный просмотр программы «Время» Центрального телевидения СССР. Как в придуманной графом Уваровым в начале 19 века триаде – «Православие, Самодержавие, Народность», в СССР почитались Коммунизм, «великий Советский Союз», «интернационализм».
Могли считать запуски советских ракет в космос, не знать количество неудачных, но гордиться успехами. Могли пересчитать с десяток вымышленных героев Великой Отечественной войны, начиная с «28-ми панфиловцев», но не знать, в каком объеме СССР получил западную помощь по программе Lend Lease, без которой была невозможна победа. Потом – целина, БАМ, «интернациональная помощь Афганистану».
Собчак и Навальный оттуда – из того недавнего Советского Союза, хотя Ксении было всего десять лет, когда закончилось строительство коммунизма, Алексей был уже в сознательном возрасте – ему было пятнадцать, может быть, уже вступил в комсомол. Хотя, мало ли людей выросли в то время, но не позволяют себе оскорблений в отношении бывших «братьев и сестер». Проблема в другом – почему люди с такими взглядами считают, что создание новой, по их мнению, России должно быть связано с поддержкой войны в Грузии в 2008 году, оценкой незаконной аннексии Крыма с точки зрения «бутерброда», а определение «наш-не наш» уровнем знания произведений Пушкина или других классиков.
Проще путино-навальные взгляды назвать постимперским синдромом, но скорее всего, они не связаны с временными рамками без хронометража, отсчитывающего время после Советской империи. Скорее всего, это такой тип человека, чьи предки были имперцами при царях, строителями социализма при вождях и сторонниками «русского мира» сейчас. Путину повезло – ему «контора» дала в жизни почти все – звание майора, должность при культурном центре в Дрездене, связи, соратников и подельников. Он особенно не метался – КГБ, соглядатай в университете, зам Собчака, а потом стремительно – до кремлевского кабинета. Метания Навального более очаровательны – от лозоплетения до ведущего программы «Градостроительные хроники» на радиостанции «Эхо Москвы». Политические метания были более разнообразными – от СПС до «Яблока», потом национал-патриоты, националисты ДПНИ и леваки-нацболы. Тусовочные либералы в нем души не чают, патриоты радуются его собственному определению себя – «нормальный русский националист».
Но как бы себя не называли российские политики, сути не меняет – Путин и Навальный мало чем друг от друга отличаются в оценке отношений России с ближайшими соседями. Разными словами, но и тот, и другой полагают, что имеют право оскорблять постсоветские страны: президента одной страны – повесить «за одно место», другой определяет близость народов к России уровнем знания произведений классиков русской литературы. Оба имперцы, не рассматривающую Россию иной страной, нежели, как и прежде, командующей соседями, вершащей судьбами людей, чьих предков когда-то унижали «добровольным присоединением». Оба изображают борьбу «титанов» – один в качестве президента, другой мнит себя лидером оппозиции.
На самом деле они близнецы-братья – один стареющий, другой – пышущий здоровьем, на которого Запад опять смотрит как на спасителя России, как 17 лет назад смотрели на Путина. Ничего в России не меняется – ни власти, ни поддерживаемая властями оппозиция. Не меняется и журналистика – чуть-чуть побыла либеральной, потом опять скатилась в пропагандистское болото. Они пытаются наверстать упущенные девять лет ельцинского либерализма, чтобы убедить население постсоветских стран в том, что вместе жить лучше. Но получается как всегда – плохо. На самом деле, им все равно с кем опять дружить – с украинцами или грузинами, лишь бы те по-прежнему слушались.
