Протестов выходного дня в Париже ждали все: и леваки, являющиеся их основными организаторами, и полицейские, имеющие достаточное число осведомителей в их рядах.
Несмотря на то, повышение налога на топливо с 1 января, которое и дало старт протестам «желтых жилетов», уже отменено, в субботу утром в Париже возобновились массовые акции.
Нельзя сказать, чтобы это стало для власти большой неожиданностью. Протестов выходного дня ждали все: и леваки, являющиеся их основными организаторами, и полицейские, имеющие достаточное число осведомителей в их рядах.
Накануне в городе ввели меры безопасности: закрыли в центре магазины, музеи, станции метро и Эйфелеву башню, отменили футбольные матчи и концерты и привели в готовность 8 тысяч полицейских, что было примерно равно числу протестующих в прошлые выходные. Таким образом, власти твердо знали, что протесты продолжатся, несмотря даже на отмену вызвавшего их закона.
Правда, по расчетам министра внутренних дел Кристофа Кастанера на улицы должно было выйти меньше людей, чем в прошлые выходные — и вот тут министр немного ошибся. Вышло не меньше — но и не сильно больше. Причем, по сравнению с прошлыми выходными, когда протестующие разгромили Музей Триумфальной Арки — а это для французов, вообще говоря, нехарактерно, музеи и памятники там трогать не принято — нынешние выступления проходят сравнительно спокойно.
Отчасти это, вероятно вызвано отменой налога, отчасти тем, что за предшествующие четыре недели «воскресных протестов» леваки уже сожгли, разбили и изгадили все, что плохо лежало — то есть, находилось в пределах доступности для них — а то, до чего они не добрались, сейчас уже взято под охрану полицией. В одной только Франции в охранных мероприятиях задействовано до 90 тысяч полицейских, а на улицы Парижа впервые с 2005 года выведены бронетранспортеры.
С другой стороны, протесты стали глобальнее. «Желтые жилеты», ставшие опознавательным знаком митингующий по той причине, что первыми на протест вышли водители, а они обязаны быть в желтых жилетах при аварийной остановке — протестуют уже и в Брюсселе.
Там, правда, все пока намного потише, и задержано всего-то 70 человек, в то время как в Париже — уже около 600. Так что дело, очевидно, не в налоге. Брюссель, напомню, это уже Бельгия — ну, там, Тиль Уленшпигель и вот это вот все. Включая, кстати, историю Бельгийского Конго — так, к слову.
Иными словами, в Европе есть сегодня запрос на уличный протест — и не будь повышения налога, сыгравшего роль детонатора, все бабахнуло бы по какой-нибудь другой причине. И когда один из лидеров французских «желтых жилетов» заявил, что полугодового моратория на рост цен на топливо недостаточно, а надо менять весь курс политики Макрона, он говорил правду — в том смысле, что недовольство европейцев порождено целым набором факторов.
«Французы — не воробьи, они не хотят крошек, которые им дает власть, они хотят багет», — заявил этот революционный месье по имени Бенжамин Коши (Вениамин Свинский, если заняться переводом на слух, в стиле Гоблина, хотя при написании, вероятно, все выглядит не так красиво).
В протестах в Париже засветились даже какие-то личности с флагом ДНР, но это еще не повод, чтобы говорить о «русском следе». С другой стороны, по большому счету, «русский след» в протестах наверняка есть, и он еще всплывет — хотя, вероятно, и третьим планом. Предполагать же, что протесты изначально были организованы и профинансированы «рукой Москвы» было бы все-таки нелепо.
Итак, против кого дружат «желтые жилеты»? Их уже можно называть так: ясно ведь, что сей предмет спецодежды на какое-то время станет символом европейских протестов, как когда-то были ими черные балаклавы или маски Гая Фокса.
Во-первых, они дружат против любой государственной власти. Это, кстати, совсем неплохо. Доля здорового анархизма и общенародного неуважения в властям, когда любой чиновник или политик рассматривается как потенциальный сукин сын, за которым нужен глаз да глаз, раз уж от его услуг нельзя отказаться вовсе, держит любую власть в форме, и не позволяет ей впасть в окончательный разврат и разложение — то есть, превратиться во власть российскую. Предвидя скептические хмыкания — соглашусь: да, отчасти и украинскую тоже, и, вообще, любую в бывшем СССР. Но, вот что касается Украины, то именно отчасти. Украинцы еще способны на протест и на закошмаривание обнаглевшей власти, что и доказали на Майдане.
Так вот, продолжая аналогию Вени Свинского, надо признать, что европейцы, а французы, в силу исторической традиции, в особенности, это не те воробьи, которых можно купить, пусть и целой кучей багетов. Их багетом не корми, а дай нагадить на голову власти, чтобы она вот в таком вот виде от выборов до выборов и ходила, обгаженная. И это, повторяю, в целом, здоровое стремление, если, конечно, не доводить его до абсурда. Все ведь можно довести до абсурда — и даже французский багет. А умеренно класть на власть — это очень даже полезно, это оздоровляет и власть, и общество.
Во-вторых, Европа, как, впрочем, и весь мир, переживают сегодня затяжной — потому что очень сложный и многокомпонентный — кризис. Как и всякий кризис, это конфликт старого и нового. Социальное устройство мира на наших глазах, в течение одной человеческой жизни претерпело огромные, концептуальные изменения и этот процесс, носящий характер именно революции, то есть, быстрых, в историческом масштабе времени, перемен, еще далеко не закончен. И даже исход его пока совершенно не ясен, здесь возможны, как минимум три, а то и четыре варианта развития событий.
Уходя немного в сторону, замечу, что все в итоге решат результаты Третьей Мировой войны, которая назрела, и уже неизбежна — и будет благотворна, поскольку без нее события наверняка пойдут по наихудшему сценарию. Но это уже отдельная тема.
Так вот, возможности отдельного маленького человека в этом потоке крайне ограничены. Между тем, ситуация требует от него действий, и это вопрос его выживания — если речь идет о европейце в одном поколении — то в смысле довольно переносном, однако все-таки существенном: да, умереть с голоду в Европе ему сегодня не дадут, но на социальное дно нырнуть можно запросто. А если европеец не чайлдфри, то вопрос его социального выживания в следующем поколении стоит перед ним уже совершенно буквально, очень зримо и грубо.
Маленькому человеку нужно измениться, приспособившись к новым условиям, которые еще не наступили, или по меньшей мере, еще находятся в тестовой версии с кучей багов. Более непонятно до конца даже то, какими они, в окончательном виде, вообще будут. Маленькому человеку нужно быть — в своем масштабе — безошибочным футурологом. Причем, старая лодка явственно идет на дно, и медлить нельзя, и все это если не понимают, то уж точно чувствуют.
К тому же, в Европу за хорошей — ну, относительно хорошей, по сравнению с тем, откуда они приехали — жизнью — потянулись сотни тысяч беженцев со всего мира, которые, естественно, оказываются там на нижних социальных этажах, практически без каких-либо перспектив — и, что еще хуже — без возможности изменить ситуацию своими активными действиями, не переходящими в уголовно наказуемые. И то, что у кого-то из этих беженцев завалялся в сумке флаг «ДНР», совсем неудивительно.
Не удивительно и то, что «ДНР-ЛНР» стали иконами в глазах некоторой части европейских леваков. Европейские леваки — не лидеры, конечно, а низовка — это публика, надо сказать, крайне тупая и малообразованная. О том, что происходит на востоке Украины они не знают в деталях, и не хотят знать, а минимум информации получают, во-первых от своих лидеров, большинство из которых плотно сидит на подсосе у Кремля, а, во-вторых, из маргинальных антисистемных евроСМИ, находящихся на том же содержании. А систему, существующую в ЕС, они, как уже было показано, не любят. Не любят потому, что в нее не вписались — по разным причинам, кто-то, возможно, как раз и по причине избытка ума и таланта, опередившего существующие косные отношения, но таких все же единицы. А большинство — абсолютное большинство — не вписалось в нее по причине тупости, инертности и лени. Зачастую закрепленных в длинной цепочке поколений. Ну, или потому еще, что они пришлые — голые люди обустраивающиеся на голой земле, а это всегда непросто, даже в очень относительно — но все-таки довольно гуманной Европе.
Так вот, вся эта публика просто проецирует на украинскую власть свою нелюбовь к властям той страны, где они сидят на убогом социальном пособии, и оттого начинает боготворить промосковских бандитов. И Россию они любят по той же причине — как силу, которая, по меньшей мере недружественна нелюбимой ими власти. На то же, что происходит в Украине в действительности, евролевакам плевать, как было плевать их предкам на то, что в действительности происходило в Бельгийском Конго при Леопольде II и позднее.
Словом, объем массы, легко поддающейся любому брожению, поскольку она неудовлетворена своим местом в существующей системе, кто-то справедливо неудовлетворен, кто-то нет, не суть важно — в Европе довольно большой. А европейская демократия сегодня тоже пребывает в кризисе, как и все европейское общество. Старые демократические институты уже давно и очень эффективно заблокированы бюрократией, и превращены в полную фикцию. Новые — только в процессе зарождения. То есть, выразить свой протест конструктивно у недовольных нет возможности в принципе. Все глушится, как в подушку.
Что им остается? Остается либо выйти на улицу, и сжечь парочку автомобилей или расколотить пяток витрин, просто для острастки — это для тех, кто посмелее. Либо, для тех, кто более робок — для 99,9% этой недовольной массы — спокойно наблюдать за происходящим в телевизоре, болея против задолбавшей их власти и ненавидимой ими системы, и сбрасывая таким образом накопившийся пар. О том, что без этой системы большинство из них просто не выживут, как младенец без материнской груди, поскольку на самостоятельное существование, вне социальной матрицы, они неспособны в принципе — опять-таки, за единичными исключениями, но эти исключения не делают погоды — ни протестующие, ни наблюдающие, естественно, не думают.
Что в этой ситуации делать власти, если власть — это и есть та бюрократия, которая, во имя своего выживания, изолирует большинство населения от реального влияния на себя, любимую, оставляя ему в утешение чистые симулякры? Вымести всю эту публику с улицы? Технически никаких проблем в этом нет. Это можно было бы организовать за час, много если за два. Но что было бы дальше?
А дальше на улицы повалили бы и уже и те, кто в систему более или менее вписался, и те, кто протестовал у телевизора. Потому, что право гадить на голову властям и кошмарить их — оно для нормального гражданина важнее любого багета. И это правильно. Тут вам не Россия. Это Европа, и в ней святое право на протест трогать нельзя — потому что вот за это граждане любой власти немедленно вырвут руки с корнем.
Что еще? Попробовать организовать с протестующими конструктивный диалог? Да вы что, с ума сошли? Конструктивный диалог немедленно спалит большую часть прокладок, заботливо выстроенных бюрократами для ограждения себя от влияния управляемой ими публики.
Я больше скажу — первого из толпы протестующих, кто попытается перевести протесты в действительно конструктивное русло, ликвидирует, притом, в самом прямом и суровом смысле, если не сама полиция, то ее агентура, внедренная в ряды леваков, в соотношении примерно 50:50. И второго тоже. И третьего. Потому что это — самое главное европейское табу.
Остается одно — удерживать протесты от ухода вразнос, и ждать когда они выдохнутся. Это примерно та же тактика, которую применяют пожарные, когда горит склад боеприпасов, или хлопка, то есть, что-то такое, что если уж загорелось — не потушить, и называется это «тушение путем выгорания». И это работает, если горючего материала не скопилось слишком уж много. Но, опять же, если устранить непосредственную причину возгорания — в нашем случае — налог на топливо, то такой пожар потухнет не сразу.
Что касается разгрома музея Триумфальной арки — то это явление из того же ряда, что и флаг «ДНР», и надписи на русском (а чаще — на арабском, если уж на то пошло) языке в общественном парижском туалете. Много пришлых. Не знают, что можно а чего уж точно нельзя.
Тринадцать — вот не повезло им — погромщиков музея уже отловлены, и им, несомненно, впаяют на всю катушку, чтобы было неповадно. То есть, года по 2-3 они, скорее всего, реально отсидят. Но это еще полбеды, хотя французские тюрьмы, по словам тех, кто там бывал, редкостное merde, никакого сравнения даже с немецкими, а про финские и голландские, не говоря уже о шведских, вообще речи нет. Хуже то, что после отсидки их всех — у кого нет гражданства — обязательно вышлют, и вот это и будет примерной карой, на страх всем остальным.
Что при этом делает Россия? Она потихоньку качает Европу, нагнетая, по своим каналам влияния, протестные настроения. Делает она это исходя из очевидного соображения, что чем больше евровласти будут заняты своими проблемами, тем меньше у них останется времени на обсуждение проблем между Россией и Украиной, и вмешательства в них. В рамках такой раскачки, российские СМИ и запускают сейчас байку, что, мол, «протесты поставили крест на политическом будущем Макрона». Но это, конечно, полный бред. До выборов еще достаточно далеко, пар выпустят в свисток, и что там будет с Макроном решится вовсе не в связи с сегодняшними событиями в Париже. В Париже, а также в других местах, включая Брюссель, в субботу и воскресенье проходит обычный уикэнд: участие в таких протестах — или наблюдение за ними — это самый доступный, недорогой и обеспечивающий хороший адреналиновый кайф при минимуме риска вид отдыха, который только могут позволить себе небогатые европейцы.
Сергей Ильченко / Деловая столица