Опубликованный вчера разговор Курта Волкера с главредом «Эха Москвы» Алексеем Венедиктовым стал, с определенной точки зрения, разочарованием для публики. В нем не было не то что каких-либо сенсаций – даже новые факты в нем звучали крайне немногочисленные.
Информагенства смогли «вылущить» из текста одну-две новости: о странах, которые согласны отправить миротворцев (что не является, на самом деле, чем-то слишком новым), и о местах, откуда, по мнению Волкера, стоит начать развертывание миротворческой миссии (что прозвучало, на самом деле, как предположение) – и все.
Однако, при более вдумчивом прочтении, остается впечатление, что видим перед собой интервью весьма уставшего человека. Профессиональный дипломат, который на протяжении двухчасового, кажется, разговора не нашел ни одного реального повода для оптимизма относительно будущего Донбасса – это совершенно невеселый прогноз. Почувствовал это даже Венедиктов, вставив фразу о том, что «когда мои собеседники, которые занимаются политикой, говорят «я верю», это значит «безнадежно».
Но что есть ценного в этом не слишком оптимистичном тексте – это четкое объяснение причин, по которым Владимир Путин не допустит развертывания полномасштабной миротворческой миссии на Донбассе. Объяснение, основанное на большом дипломатическом опыте и блестящем здравом уме Волкера.
Отвечая на вопрос Венедиктова относительно предложений Путина президентам Обаме и Трампу «поделить мир на сферы влияния» – при том, что Украина неизбежно попадает в «российскую сферу», Волкер отмечает, что это «отражает фундаментальное различие во взглядах». Поскольку «Россия придерживается точки зрения, что она имеет право решать судьбу соседних стран и других народов, будь то украинцы, или молдаване, или грузины, или кто-то еще». Что, собственно, и делает диалог невозможным. Путин считает, что ему нет смысла разговаривать с кем-то еще про «свою» территорию – не имеет значения, что там существует суверенное государство, жители которого готовы воевать с российской армией за возможность самостоятельно решать собственную судьбу.
И миротворцы – хоть шведские, хоть турецкие, да хоть и белорусские – ему там не нужны.
Отчасти в США, и даже в большей степени в ЕС все еще считают, что Путин действительно боится за судьбу русскоязычных на Донбассе – и поэтому миротворческая миссия, которая после выхода российских войск будет контролировать, чтобы украинцы тех не обидели, является решением проблемы с завершением конфликта.
На самом деле все совсем иначе. Если бы Украина отказалась от движения в сторону ЕС и НАТО, и полностью вернулась на геостратегическую орбиту России, судьба жителей «Л-ДНР» резко перестала бы интересовать Кремль. Киев мог бы решить ситуацию на Донбассе в том же стиле, как Россия воевала с Чечней – ковровыми бомбардировками и «зачистками», больше похожими на геноцид – и никого в Кремле это бы не интересовало.
Мир на Донбассе на приемлемых для Украины условиях возможен тогда – и только тогда – когда в Кремле примирятся с тем фактом, что Украина вышла из зоны влияния России. Эта сентенция выглядит банально, но она наиболее точно отражает суть конфликта.
Пока что такого не произошло. И не до конца понятно, что должно случиться, чтобы мнение Кремля изменилось. Скорее всего, это произойдет только тогда, когда нынешняя кремлевская власть окажется перед угрозой социального взрыва или действенного сепаратизма в самой России. До этого момента дипломаты, к сожалению, рискуют заниматься согласованием параметров миротворческой миссии, на введение которой одна из сторон конфликта принципиально не дает согласия.
Роман Федюк / Деловая столица
