В Грузии опять беспорядки, на этот раз спровоцированные отказом парламентариев от ранее согласованного перехода к полностью пропорциональной системе выборов в главный законодательный орган страны (сегодня на родине «революции роз» действует неравномерно смешанная модель).
Рекорды антирейтинга
Следует, однако, сказать, что очередной всплеск насилия, по-видимому, обусловлен долгим накоплением противоречий, а этот процесс можно назвать характерным для Грузии после победы Саломе Зурабишвили на последних прямых президентских выборах в декабре прошлого года.
Эта победа в тбилисском обществе до сих пор трактуется как неоднозначная, не забыта и брутальность предшествовавших ей в октябре 2016 г. выборов парламентских. И хотя подлинный правитель страны — мультимиллиардер Бидзина Иванишвили — мастер в искусстве маневрирования между каплями дождя, нельзя не вспомнить, что, хотя предыдущее народное возмущение наглым поведением россиян в грузинском парламенте и привело к громким отставкам, в уходящем году правящая партия-коалиция «Грузинская мечта» сменила и главу правительства.
В сентябре в кресло тесно связанного с семьей Иванишвили Мамуки Бахтадзе пришел недавний министр внутренних дел, выпускник МГУ Георгий Гахария, которого упорно называют политиком, симпатичным Кремлю (уточним, что президент в Грузии сегодня обладает минимумом полномочий).
Между тем уже семь лет в Грузии существует специфическая общественно-политическая атмосфера, чем-то напоминающая нынешнюю украинскую. С одной стороны, Иванишвили и его назначенцам хватило здравого смысла не демонтировать созданную при предшественниках институциональную систему, с другой — их попытки прийти к какому-то компромиссу в отношениях с РФ, которая при этом продолжает постепенно раздвигать свою зону оккупации в Грузии, не увенчались каким-либо осязаемым успехом. Оппоненты нынешней власти в Тбилиси прямо называют текущую историческую эпоху застоем: богатые потихоньку богатеют, бедные с той же скоростью нищают и выезжают на заработки в западные страны, причем на заработки крайне двусмысленные, из-за чего ЕС в свое время тянул с безвизовым режимом. Инвестиции в Грузию утратили ранее доминировавший западный вектор происхождения, время от времени возникают сомнения в объективности правосудия — в общем, трудно не замечать черт, будем так говорить, гибридной демократии.
Наконец, системный момент — это так и не преодоленный контраст между образующими один экономический кластер столицей и курортными городами — и грузинской деревней, для которой, похоже, за прошедшие годы мало что поменялось к лучшему, что и приводит к накоплению молодежи в процветающих оазисах страны. Любопытно, что сами грузинские комментаторы крайне осторожны в оценках уровня социального и общеполитического напряжения, видимо, побаиваясь преувеличений, — в новом политическом кризисе винят скорее неумное поведение правящей партии, нежели подлинный рост острых протестных настроений. Однако на этот раз дестабилизация — ведь не испугавшись массовых арестов, демонстранты установили палатки у здания парламента — проходит на фоне рекордно низких рейтингов власти.
Согласно исследованию IRI 80% респондентов назвали главной проблемой в масштабах страны безработицу, жилищные расходы и бедность. Примечательно, что число сторонников интеграции Грузии в НАТО за последние шесть месяцев увеличилось с 68 до 71%, а сторонников членства в ЕС — с 75 до 80%. Вероятно, этот рост вызван тревожными ожиданиями в отношении будущего.
Самый большой негативный рейтинг среди политиков в Грузии — у избранной год назад президентом Саломе Зурабишвили: 70% оценивают ее отрицательно и только 23% положительно. По-видимому, это рекордный спад по сравнению с результатами относительно недавних президентских выборов.
78% населения Грузии, слышавшего о переходе на полностью пропорциональную систему к парламентским выборам, поддерживают эту реформу. Если бы выборы в парламент Грузии состоялись завтра, правящая партия «Грузинская мечта» получила бы 23% голосов, оппозиция в сумме — 41%. Согласно исследованию 32% опрошенных еще не решили, кого будут поддерживать на выборах, а 4% не собираются голосовать ни за одного из политических субъектов. Это опять-таки самый низкий показатель поддержки власти за многие годы — ведь прошлые парламентские выборы партия Иванишвили выиграла с существенным отрывом.
Результаты разномастной, следует сказать, оппозиции выглядят так: «Единое национальное движение» — 15%; «Европейская Грузия — Свободные демократы» — 5%; Лейбористская партия — 5%; пророссийский, как считается, «Альянс патриотов» — 4%; «Гражданское движение» (лидер Алеко Элисашвили) — 3%; «За новую Грузию» — 2%; «Демократическое движение» (лидер Нино Бурджанадзе) — 2%; «Лело» — 2%; «Гирчи» — 1%; «Движение строительства» — 1%; другие партии — 1%. Важно, что IRI также подсчитал негативный рейтинг партий — здесь «Грузинская мечта» лидирует: 30% опрошенных заявляют, что никогда, ни в какой ситуации не отдадут голос партии Бидзины Иванишвили, 26% говорят то же самое о партии «Единое национальное движение», 9% никогда не стали бы голосовать за «Гирчи», 9% — за «Альянс патриотов». Налицо определенное изменение баланса настроений.
В том случае, если для формирования правительства потребуется создание коалиции, большинство опрошенных (28%) хотели бы видеть в таком объединении «Европейскую Грузию», за участие «Единого нацдвижения» в коалиции высказались 25%, «Грузинская мечта» в коалиции приемлема для 24%. Причем, в отличие от многих предвыборных опросов в Грузии, этим данным, похоже, можно доверять. Кроме того, оно проводилось более чем за месяц до нынешних событий, в период с 11 сентября по 14 октября, по заказу IRI и при финансировании USAID. Полевые работы провела компания Baltic Surveys/The Gallup Organization.
Разновесные риски
В текущем политическом кризисе в Грузии есть и другие признаки, которые ранее столь явно не наблюдались. В частности, несмотря на разнородность оппозиции, похоже, срыв перехода к пропорциональной системе объединил все противостоящие «Грузинской мечте» силы (кстати, можно вспомнить и о том, что после прошлых беспорядков поменялось руководство оппозиционного телеканала «Рустави-2»). Власть оценила риск от перехода на новую систему выборов и с оглядкой на рейтинги решила, что он гораздо выше возможной дестабилизации в стране здесь и сейчас.
Тем более что за оставшийся до календарных выборов год ситуация вряд ли улучшится: как известно, избиратели г-жи Зурабишвили так и не получили от Иванишвили списания долгов по кредитам, каковое обещание (позднее выдаваемое за шутку — явное дежавю для украинцев), по-видимому, и стало основной причиной ее неожиданно крупного отрыва во втором туре.
Существуют два важных нюанса как в текущей, так и в долгосрочной политической ситуации. Первый — главная оппозиционная партия, «националы», упорно рассматривает любые моменты дестабилизации как возможность повторения событий 2003 г., что напоминает некую зацикленность. Ведь правление Иванишвили и его управляемых политиков (хотя уже некоторое время можно говорить о том, что его хватка на пульсе собственной партии-коалиции несколько ослабла) ничем не напоминает слабое, коррумпированное и нищее президентство Эдуарда Шеварднадзе, при этом у самой оппозиции нет харизматического лидера. Есть в некотором смысле перспективные вожди, но не более того (и вообще, к примеру, одним из наиболее популярных политиков является мэр Тбилиси, бывший министр энергетики, украинский и итальянский футболист Каха Каладзе, представитель правящей партии). В техническом смысле у «Грузинской мечты» монополия на власть, и просто так она ее не сдаст.
А вот второй нюанс — солидарное негодование западных послов, чего ранее не наблюдалось, возможно, из-за очевидного морально-этического поражения власти в вопросе избирательной реформы. Ведь именно эта реформа всегда служила камнем преткновения как в постсоветских, так и во многих других странах, с разной скоростью идущих по пути демократического развития, ставя ребром вопрос о влиянии на политическую жизнь олигархии.
Чудо и другие возможности
Итак, что же дальше?
Известный грузинский политолог Гела Васадзе сделал важное наблюдение, что протест в разных слоях общества нарастает уже довольно давно, и в первую очередь в молодежной среде, причем в нем принимают участие новые организации и ранее неизвестные лидеры. Это, конечно, проблемы точечные, однако законы политики указывают на то, что рано или поздно такие движения узкого профиля сливаются в один поток.
По мнению Васадзе, есть сомнения, что оппозиция сможет воспользоваться сложившейся ситуацией. По идее, она должна повторять стихийно возникший алгоритм как можно чаще, раскачивая власть и лишая ее поддержки как внутри страны, так и за рубежом. Но хватит ли у нынешней оппозиции ресурсов и, главное, политической воли оставаться едиными в своем протесте в преддверии выборов, до которых осталось менее года?
Любопытно, что долгосрочная мобилизация — это не проблема для маленьких партий, так как отказ от перехода на пропорциональную систему практически лишает их шансов попадания в парламент (как и в Украине, победитель по округу должен получить простое большинство). Поэтому активное участие в акциях протеста вполне может стать для небольших партий инструментом обеспечения политического будущего путем введения их кандидатов в списки более крупных партнеров. Кроме того, любая протестная активность, в особенности подобного масштаба, — это такие сольные выступления политиков, являющиеся наиболее оптимальным способом наращивания своего рейтинга. Демонстрации (раз их разрешают) в таком случае — идеальная площадка для вхождения в избирательный цикл, а для молодежных лидеров — и в политику. Что касается крупных партий (в грузинских условиях таких от силы три-четыре), то избиратель должен будет выбрать кого-то одного, тем более что именно это диктует избирательная система.
Поэтому второй сценарий после раскачивания — это «чудо», то есть объединение оппозиции по принципу «все против одного». Чудом такое развитие событий считается из-за противоположных интересов и амбиций грузинских политиков. В то же время они как-то застоялись за семь лет, и у некоторых скоро не останется серьезных шансов на власть в чисто возрастном плане. Это соображение может придать оппозиционерам энергию отчаяния.
Третий сценарий — повторение армянского варианта 2018 г., когда критическая масса народа заставляет власть уйти, — Васадзе оценивает как маловероятный. Дело в том, что, в отличие от Армении образца 2018-го, сегодня на политическом небосклоне Грузии не видно некоего лидера (хотя бы мнений), способного вывести на улицу критическую массу. Конечно, масса в принципе может выйти и без лидера, но для этого необходима уж очень серьезная, синхронизированная работа большинства оппозиционных партий, чего также не наблюдается. Поэтому рассматривать этот сценарий всерьез как минимум рано.
Наконец, существует еще один сценарий, условно молдавский, когда представители внешних сил заставили олигарха Влада Плахотнюка уступить власть. Примечательно, что он был озвучен председателем партии «Единая Грузия» Нино Бурджанадзе (устранение Плахотнюка, как известно, усилило пророссийские силы в Кишиневе и завело соседнее с нами государство в тупик). Но вероятность такого сценария также невелика просто потому, что Грузия — совсем не Молдова с ее партийным мельтешением и декоративностью публичной политики, в Грузии очень часто все по-настоящему. Впрочем, пока что рано рассуждать о развитии грузинского сюжета — как минимум неизвестно, в чью пользу сыграет традиционная осенняя депрессия.
Что касается Украины, во всех смыслах теснейшего партнера Грузии, то в нынешней украинской ситуации неспособности решать простейшие внешнеполитические проблемы представляется рациональным придерживаться осторожной линии нейтралитета. До, как говорится, прояснения ситуации.
Максим Михайленко / Деловая столица
