Депутат ГД РФ от КПРФ Николай Харитонов предложил не завешивать мавзолей с мумией Ленина праздничными баннерами во время парада 9 мая, а, напротив, размещать на его трибуне президента России и почетных гостей — как это было во времена СССР. Постановление Госдумы на этот счет Харитонов предложил принять к празднованию 75-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне — я намеренно привожу сейчас официальное российское название этого праздника. Харитонов также предложил вывешивать на здании ГУМа, что напротив мавзолея, портрет Иосифа Сталина, заявив, что «это будет наша благодарность нашим отцам и дедам». Сейчас мавзолей на 9 мая завешивают, трибуну для гостей ставят рядом с ним, а напротив, рядом с ГУМом, ставят сцену.
Больные скрепы
Правда, буквально через день после того, как Харитонов выступил с этой идеей, в России сменился премьер, а с ним и вся концепция устройства власти, отчего всем стало немного не до его предложений. Но вопрос лишь отложен, а вовсе не забыт, он стоит в списке ожидания для обсуждения в ГД. И еще — он действительно имеет принципиальное значение. Харитонов затронул большую и сложную проблему.
Российские скрепы сегодня пребывают в большом беспорядке. Исключение составляет одна только «Великая Победа» — о ней упоминал и Путин в новогоднем поздравлении, и патриарх РПЦ Кирилл в рождественском интервью, на нее же охотно ссылается любая оппозиция, кроме разве что самой маргинальной и непопулярной. Словом, «Победа» прочно входит в число ключевых российских идеологем, но пребывает в этом списке в единственном числе. Все остальное входит туда лишь с оговорками и под большим вопросом.
Казенное православие не приживается. С фигурами прошлого царит неразбериха. Путин выступает против «излишнего очернения Сталина», видя в нем «очернение СССР в целом», но явно не готов включить Сталина, наравне с Победой, в число официальных российских святынь и даже неодобрительно высказывался о репрессиях. Говоря о теле Ленина, Путин в одном выступлении заявлял, что «трогать его не надо», а в другом — что Ленин «заложил мину под российскую государственность». Образ Николая II набирает популярность среди российских элит, но сам Путин осторожно дистанцируется также и от него, поскольку ему, претендующему на место бессмертного лидера всех россиян, нужно угодить всем. А угодить всем не получается. В народе любят Сталина, но за что? За то, что он расстреливал зарвавшихся чиновников, и вот за одно это ему готовы простить миллионы менее именитых жертв. Однако образ Сталина, по этой же причине, пугает российские верхи. А низы, в свою очередь, совершенно не цепляет Николай II и прочий хруст французской булки, хотя для внедрения этой идеи в массы за последние два десятилетия и были предприняты немалые усилия.
Россия без праздника
Попытки поискать опору в более отдаленном прошлом тоже не приводят к успеху. День Народного единства 4 ноября, которым пытались было заменить нелюбимое верхами и русской интеллигенцией 7-е, воспринят в народе лишь как дополнительный выходной, но полноценным праздником все-таки не стал. Это вызывает заметное напряжение у российских идеологов и приводит порой к забавным казусам. Так, в ответ на троллинг депутата литовского Сейма Арвидаса Анушаускаса, предложившего на своей странице в FВ отметить вступление польских и литовских республиканских (да-да, король-то был избираемый) войск в Москву в 1610 г. — ну а что ж, круглая ведь дата, 410 лет! — некий эксперт Института стран СНГ Игорь Шишкин разразился гневной тирадой о том, что «власти Литвы демонстрируют полное банкротство антироссийской политики, предлагая отмечать день взятия Москвы».
Сама по себе эта истерика не стоила бы упоминания. Российская экспертная среда превратилась в идеальное место для пропитания дураков, овладевших несложным искусством старательного раскачивания в такт с генеральной линией, и это давно и всем известно. Примечательно другое — то, как эта история понеслась по российским СМИ, начавшим дружно обличать Литву. Отчего вдруг такая реакция? Почему Россия может праздновать изгнание польских и литовских войск из Москвы в 1612 г., а поляки с литовцами не могут отпраздновать вступление в нее в 1610-м? Тем более что Анушаускас, дразня Марию Захарову, которую удивило решение властей Варшавы не отмечать 75-ю годовщину ее освобождения от «немецко-фашистских захватчиков», предположил, что и российская сторона могла бы принять участие в торжествах и даже предоставить Красную площадь для парадного марша польских и литовских частей НАТО, прибывших с дружественным визитом в Москву, — естественно, с заходом в Кремль.
Нервная российская реакция объяснима очень просто. Все понимают, что, начни сегодня поляки и литовцы отмечать «День взятия Москвы», и эта дата станет праздничной, найдя отклик и на внутригражданском, и на международном уровне. И даже если все ограничится макетами московского Кремля, сооруженными в Вильнюсе и Варшаве вроде того, как россияне уж который год строят ради сожжения макеты Рейхстага, то на такую историческую реконструкцию съедутся гости со всего мира. И будут съезжаться каждый год, а у России так никогда не получится. Отсюда и ревность, а в придачу к ней еще и страх, что литовцы и вправду реализуют эту идею, начав троллить Россию уже на международно-государственном уровне. Потому, что России, даже на ее внутреннем пространстве, противопоставить этому троллингу будет нечего. Совсем нечего.
Кто такие «русские»
Российская империя держалась на двух скрепах: сверху, как идеологическая шапка, была нахлобучена идея православной исключительности, «Третьего Рима», притом последнего, поскольку «Четвертому не бывать», а снизу, в роли народного тела, маршировала вперед и вперед мечта о «воле», дававшая энергию для бесконечной экспансии. И было, что немаловажно, также пространство для этой экспансии, для вечного похода «за волей», достигаемой через уничтожения и порабощения коренных народов и включения выживших в эту же православно-имперскую схему. Все это и породило специфический социальный тип агрессивного раба, трепещущего перед барином, зачастую неспособного наладить свою жизнь без указаний сверху, но готового нести рабство и насилие соседним народам, видя в их порабощении доступную форму воли для себя. Этот тип и есть «русские» — не национальность, не этнос, а именно и только социум, составленный из представителей разных плененных народов. Никаких «русских» как этноса — ни «азиатов», ни «угрофиннов», ни «славян» — не существует в природе. Есть только потомки выходцев из разных народов, захваченных в плен, принужденных к покорности и включенных в систему завоевания новых территорий и порабощения новых народов, и так по кругу, снова и снова.
Несмотря на примитивность своего устройства, а возможно, и благодаря ему, эта система отлично работала до тех пор, пока имелся клапан для сброса избыточного давления — пространство для экспансии «в поисках воли», естественно, в ее русском понимании. Проблемы начались тогда, когда это пространство было исчерпано, упершись где-то в побережье, а где-то и в границы государств, способных дать отпор «вольной» русской орде. Аляску и прочие американские владения пришлось даже спешно сбывать с рук, пока их не отобрали силой, больно ударив этим по престижу «Третьего Рима», и без того поблекшему.
По сути, точку в истории имперской России поставила русско-японская война, уже окончательно обозначившая конец российской экспансии. Отсутствие же экспансии быстро подняло градус социального напряжения, когда ненависть к ослабевшей и обмякшей элите пересилила привычный страх. И власть в России сменилась. Но поскольку всякая власть, вне зависимости от ее формальной демократичности, — продукт консенсуса всего общества, то и новая власть не по форме, а по сути, после непродолжительного периода экспериментов устоялась в виде, очень похожем на старую.
От Третьего Рима к СССР
В ходе этих экспериментов новая власть, набив себе некоторое количество шишек, поняла, что удержать под контролем доставшийся ей человеческий материал можно единственным способом: давая выход его желанию захватывать и грабить и одновременно сжигая в топках войн излишне пассионарные элементы. А чтобы обосновать это, нужно подкрепить завоевательные походы мессианской идеей. Православие по ряду причин было сочтено неудобным, и взамен него выдвинули идею о построении нового общества во всемирном, естественно, масштабе и преимущественно, что подчеркивалось особо, путем вооруженного насилия.
Однако в процессе выкорчевывания старой власти новая команда была вынуждена в какой-то момент опереться на остатки национального сознания покоренных народов, еще не до конца уничтоженных на окраинах империи. И здесь выяснилась неприятная деталь: выпустить из бутылки этого джинна оказалось куда проще, чем загнать его обратно. Тактическое решение Ленина возымело отдаленные стратегические последствия. В следующие 60 лет новая власть потратила массу усилий, чтобы откатить назад последствия этого шага, но преуспела лишь отчасти. Хотя во многом и преуспела и даже сделала на этом пути успешные находки, введя в обиход понятия «пролетарского интернационализма» в его специфически русском понимании и «новой исторической общности — советских людей», что существенно расширило допустимый разброс свойств по сравнению с «русским&православным человеком», хотя и снизило глубину его денационализации.
В целом новое издание системы тоже оказалось вполне себе работоспособным. Правда, в силу социальной инертности на него кое-где пришлось наложить старые латки, вроде прогрессивных царей-князей (Петр I, Иван Грозный, Александр Невский) и государственного православия с ограниченной сферой применения, но в общих чертах все снова бодро заработало. Вот только эпоха сменилась, мир стал теснее, и пространство для экспансии исчерпалось быстрее, а сама экспансия оказалась куда более затратной. И система загнила по схожему сценарию с той лишь разницей, что накопление невостребованной быдло-пассионарности с неизрасходованным позывом к «воле» и к тому, чтобы «землю в Гренаде крестьянам отдать» и вообще насадить свои порядки по всему миру, заодно и потешив удаль молодецкую, привело уже не к взрыву, а к всеобщей апатии, в ходе которой элиту СССР обрушила команда РСФСР, вступившая в силу необходимости в сговор с элитами советских республик.
От СССР к Третьей империи
А теперь внимание — здесь важная деталь. Были ли элиты советских республик национальными? Правильный ответ: а по-разному. Где как. Все зависело от того, как долго и интенсивно в этой республике шел процесс переваривания местного населения в массу русских/советских людей и насколько этот процесс был затруднен в силу культурных различий… Хорошие бонусы, замедляющие такое переваривание, давала иная религия (и чем дальше от православия, тем лучше, в этом смысле ислам или буддизм, к примеру, были предпочтительнее вариантов христианства), а также нахождение на окраине империи и наличие границы с не вошедшими в нее, то есть в какой-то момент давшими ей отпор странами. Многое зависело и от истории, и от того, как государственные границы поделили этносы, словом, тут была масса нюансов.
Но РСФСР, как внутренняя часть РИ, а затем СССР, была денационализирована абсолютно, а мелкие народы, даже сохранившие руины национального сознания, неспособны к созданию собственных государств. Это и позволило победителям, вышедшим из элит РСФСР, и части проигравшей команды — выходцам из союзных элит, быстро консолидироваться и перезапустить все тот же старый экспансионистский проект. Для начала под лозунгом «вернуть свое», собирая под московскую руку разбежавшиеся было республики. Степень успешности их возврата была пропорциональна степени денационализации/русификации/советизации как этих республик целиком, так и отдельных регионов, приданных им в ходе установления административных границ СССР для ослабления центробежных тенденций и привязки к московскому центру.
Больше всех повезло прибалтам, хотя и у этих стран до сих пор достаточно проблем, связанных с советским прошлым. На втором месте республики Средней Азии, кроме Казахстана, далее Казахстан и Азербайджан, далее Украина и Грузия и, наконец, Беларусь и Молдова. Несколько особняком — Армения, привязанная к России враждебным окружением (конфликт в Карабахе, как и турецкий геноцид армян — целиком заслуга Москвы, но это отдельная тема) и большой армянской диаспорой в России.
Но очередному изданию Российской империи, уже третьему по счету, очень не хватает идеологической шапки. А ее пока нет как нет. Это вызывает кризис идентичности и ряд сопровождающих его явлений.
В частности, отсутствие государственной идеологии и религии пробудило к жизни этнические факторы, ранее почти задавленные. Стало возрастать национальное самосознание малых народов. Выросла роль религий, привязанных к этносам, в особенности ислама. Этнические группы, в которых традиционно распространен ислам, демонстрируют лучшую рождаемость, что приводит к изменению этнического состава населения России в целом, а также сплоченность по национальному признаку и высокую пассионарность по сравнению с «этническими русскими», то есть «русскими», рекрутированными из тех покоренных народов, которые в эпоху Первой и Второй империй, РИ и СССР, в силу многих причин были основными поставщиками человеческого мяса для «русского проекта». Сейчас эти народы, исчерпав запас прочности и выродившись, постепенно вымирают. Их место занимают другие народы, среди которых заметно лидируют чеченцы, образуя новый, исламизированный тип «русских».
Но, несмотря на кризис, распада России при этом тоже не происходит, поскольку процент «русских советских» среди ее населения и уровень его денационализации все еще слишком велики. Ситуация зависла в состоянии пата. Третьей империи никак не удается ни родиться, ни умереть.
Роль и место Украины. Наши печальные перспективы
Ситуация, сложившаяся в Украине, напоминает российскую в той же мере, в какой Украина заражена «русским советизмом». Безусловно, она заражена им в меньшей степени, чем Россия, но процент «русских советских» достаточно велик, чтобы в значительной степени блокировать реализацию украинского национального проекта. Это уже ввергло нас в период стагнации с неясным исходом и с большими шансами быть поглощенными Россией, хотя наша ситуация и не столь безнадежна, как, к примеру, у почти полностью русифицированных-советизированных молдаван и белорусов.
А для России Украина сегодня стала важнейшим фактором стабилизации: пространством экспансии, куда она несет свою «волю» и в борьбе за которое сплачивает третий имперский проект. Ведь именно на украинском вопросе оканчиваются все разногласия между русской властью и оппозицией. А еще Украина стала для России мусорной печью, в которой Москва сжигает избыток пассионарных отморозков. Так что российско-украинская война была необходима в равной мере и России, и Украине для кристаллизации своих антагонистических проектов, имперского и национального. Однако по результатам последних выборов в Украине, на которых «русские советские» одержали победу с разгромным счетом, мы проигрываем в этой борьбе.
От разгрома нас спасает, помимо прочего, идеологическая незавершенность проекта Третьей империи. Так вот, последние подвижки в этом вопросе, озвученные в послании Владимира Путина Федеральному собранию, принесли две новости: хорошую и плохую. Хорошая новость: работоспособного идеологического проекта у Москвы по-прежнему нет. Плохая: подготовка почвы, на которой он сможет прорасти, идет полным ходом. Россия продолжает движение к самоизоляции и конфронтации со всем миром, готовясь к окончательному разделу на «офшорную» и «внутреннюю», о чем я уже писал. Эта подготовка успешно облекается в форму «всенародно поддержанных социальных реформ». Так что как только новая российская идеология будет сконструирована и выпущена в свет, она бурно пойдет в рост. Общественный запрос на нее уже раскручен до огромных масштабов. В принципе понятно и то, какой она будет, но это тоже предмет отдельного разговора.
Наконец, есть и третья, правда, уже не новость, а скорее данность, самая скверная для нас и носящая сугубо внутриукраинский характер. Идеология независимой Украины и самоидентификация украинцев пребывают сегодня в еще большем кризисе, чем идеология Третьей Российской империи и самоидентификация россиян.
Сергей Ильченко / Деловая столица
